Четыре тысячи недель. Тайм-менеджмент для смертных

Де Грааф подметил одну из самых каверзных проблем, возникающих при отношении к времени как к орудию, которое нужно использовать наилучшим образом. И заключается она в том, что мы начинаем испытывать потребность как можно продуктивнее использовать и время отдыха. Наслаждаться отдыхом самим по себе, что, казалось бы, и составляет его смысл, мы уже не можем: появляется чувство, будто этого по какой-то причине недостаточно. Возникает смутное ощущение, будто если вы не относитесь к времени как к вложению в будущее, вы неправильно живете. Иногда эта потребность переходит в открытое утверждение, что время отдыха следует расценивать как возможность повысить свою рабочую производительность («Расслабьтесь! Так вы станете продуктивнее»{99}, – призывает заголовок одной безумно популярной публикации в The New York Times). Но в более скрытой форме она заразила, к примеру, вашу подругу, которая не может совершить пробежку просто так, будто она не готовится к забегу на 10 км. Потому что она убедила себя, что бег имеет ценность только тогда, когда может привести к будущим достижениям. И я был заражен тем же отношением, когда посещал занятия по медитации и уединению с почти неосознанной целью – когда-нибудь достичь состояния стабильного покоя. Даже такое начинание, как год, проведенный в походах по всему миру, – казалось бы, предназначенное исключительно для удовольствия – может стать жертвой той же проблемы, если ваша цель состоит не в том, чтобы исследовать мир, а в том, чтобы (тонкое различие) пополнить запас впечатлений в надежде, что позже вы почувствуете, что хорошо использовали свою жизнь.

Печальным последствием оправдания досуга только с точки зрения его полезности для других целей оказывается то, что он начинает смутно ощущаться как рутинная работа – иными словами, как работа в худшем смысле этого слова. Эту проблему в 1962 году подметил Уолтер Керр в своей книге «Закат удовольствия» (The Decline of Pleasure). «Нас всех принуждают, – писал Керр, – читать ради выгоды, ходить на вечеринки ради связей… играть в азартные игры ради благотворительности, выходить в свет по вечерам ради процветания муниципальных властей и оставаться дома в выходные, чтобы укреплять семью»{100}. Защитники современного капитализма любят подмечать, что, вопреки ощущению, у нас сейчас гораздо больше времени, чем было в прошлые десятилетия{101}: в среднем пять вечерних часов у мужчин и лишь немногим меньше у женщин. Но мы этого не замечаем, возможно, потому, что свободное время не дарит нам отдыха. Напротив, отдых воспринимается как очередной пункт из списка дел. И исследования показывают, что, как и многие другие проблемы со временем, эта проблема усугубляется по мере того, как человек богатеет{102}. Состоятельные люди постоянно заняты работой, но у них больше возможностей распоряжаться каждым своим свободным часом. Как и все прочие, они могут почитать книжку или пойти погулять, но еще им по средствам посетить оперу или отдохнуть на лыжном курорте Куршевель. Так что им больше свойственно чувство, что есть какие-то приятные занятия, до которых они должны были добраться, но еще не успели.

Наверное, нам до конца не понять, насколько диким такое отношение к отдыху показалось бы до промышленной революции. Для античных философов отдых был не средством для достижения какой-то цели. Напротив, он был целью, для которого все остальные занятия были средством. Аристотель утверждал, что настоящий отдых (под которым он подразумевал рефлексию и философские размышления) принадлежит к числу высших добродетелей, потому что он ценен сам по себе. Тогда как другие добродетели, например проявленное на войне мужество или благородное поведение в правительстве, хороши лишь тем, что приводят к чему-то другому. В переводе с латыни «дело», negotium, означает буквально «не отдых»; в этом отражено представление, что работа – это отклонение от высшего человеческого призвания. При таком понимании работа может быть неизбежной необходимостью для некоторых людей, в частности рабов, чей тяжкий труд давал возможность отдыхать гражданам Афин и Рима, но в целом это занятие недостойное, и уж конечно, не в нем смысл жизни.