Четыре тысячи недель. Тайм-менеджмент для смертных

[Мы] видим озеро с чувством «Ну, вот оно» – точно такое же, как на картинках. Я наблюдаю за другими туристами: все они тоже кажутся здесь неуместными. У меня нет к ним никакого презрения – просто чувство, что все это нереально и что качество озера ухудшается из-за того, что на него так обращают внимание{95}.

Чем сильнее вы пытаетесь быть здесь и сейчас, сосредоточиваться на происходящем и по-настоящему это видеть, тем больше кажется, будто вы на самом деле не здесь или, как вариант, что вы здесь, но само переживание лишено какого-либо вкуса.

Я представляю себе, что, должно быть, чувствовал Пирсиг. Несколько лет назад я посетил Тактояктук, небольшую деревню на крайнем севере Северо-Западных территорий Канады. Тогда в населенный пункт можно было попасть только на самолете или на корабле, а зимой – по маршруту, которым воспользовался я: внедорожником по замерзшей реке, мимо вмерзших в лед кораблей, а потом – по Северному Ледовитому океану. У меня было журналистское задание – написать о борьбе Канады и России за нефтяные ресурсы Северного полюса, но, естественно, хотелось увидеть и северное сияние, о котором я столько слышал. Несколько ночей подряд я заставлял себя выходить на улицу в 30-градусный мороз – температура, при которой замерзает дыхание, – но видел над головой только плотный слой темных облаков. Но в последнюю мою ночь в Тактояктуке, в третьем часу, пара, снимавшая соседнюю комнату в моем домике, радостно забарабанила в мою дверь, чтобы сообщить: свершилось, северное сияние наконец видно. Я набросил куртку прямо поверх термобелья и вышел под куполообразное небо, от горизонта до горизонта полное зеленых сполохов. Я был намерен насладиться представлением, о котором местные наутро наверняка будут говорить как о чуде. Но чем больше я пытался, тем меньше у меня получалось. Возвращаясь в тепло гостиничного домика, я был настолько далек от погруженности в момент, что в голову мне пришла мысль, которую я до сих пор вспоминаю со стыдом. «Э-э, – подумал я, – похоже на заставку на экране компьютера».

Проблема в том, что попытки жить моментом на самом деле просто другой вариант отношения к времени как к инструменту, зацикленности на будущем, которую я критиковал в этой главе, хотя и кажутся прямой ее противоположностью. Вы все равно озабочены тем, чтобы использовать свое время наилучшим образом, только не ради будущего результата, а ради обогащающего опыта в данный момент – и эта озабоченность затмевает само впечатление. Допустим, вы намерены жить настоящим моментом во время мытья посуды – возможно, на это вас вдохновили слова Тит Нат Хана, мастера дзен-буддизма и автора бестселлеров, о том, что погружаться нужно даже в самые скучные занятия{96}. Но у вас ничего не получается, потому что вас слишком занимает неуместная мысль: «А достаточно ли я поглощен настоящим?» Фраза «быть здесь и сейчас» навевает образы обкуренных бородатых парней в расклешенных брюках, совершенно отрешенных от происходящего. Но на самом деле попытка быть здесь и сейчас ведет не к отрешенности, а к натуге: само стремление пережить данный момент во всей его полноте гарантирует, что у вас ничего не выйдет. Мой любимый пример такого эффекта – исследование, проведенное в университете Карнеги – Меллона в Питтсбурге в 2015 году, в ходе которого парам велели в течение двух месяцев заниматься сексом вдвое чаще, чем обычно{97}. К концу срока, как показало исследование, участники вовсе не стали чувствовать себя счастливее, чем в начале эксперимента. Говорили, будто это открытие демонстрирует, что более активная сексуальная жизнь не так приятна, как мы себе представляем. Но на мой взгляд, оно показывает, что прилагать слишком много усилий к тому, чтобы вести более активную сексуальную жизнь, совсем не весело.