— Сирра Наместник, вся моя жизнь принадлежит всецело и полностью Селене Трой, все, что я могу делать — это сберечь её от мира, который её тревожит.
— Слова,слова, — Анжей вытряхнул из ворота срезанные волоски и сел в тяжелое кресло с мягкой обивкой напротив такого же основательного стола.
Джером отметил, что Наместник в хорошем настроении. С чего бы это? Обычно приступы Селены надолго вгоняли Анжея в угрюмость — её болезнь вернулась, Джером, скрывать от Наместника такие вещи нехорошо.
«Медведь» предпочитал деревянные трубки, мода на стеклянные обошла его стороной. Набивая деревянную чашечку трубки табаком, Анжей пристально рассматривал собеседника. Не нравился ему этот хлыщ! Если бы не младшая девочка, уже давно отправил бы его куда подальше, с глаз долой.
— Болезнь девочки ты тоже из лучших побуждений от меня прятал?
— С сиррой Селеной все в порядке, — Джером сжал губы в узкую полоску. Стоять на своем до последнего! Болезнь патронессы редактора могла навредить всем его планам. — Она устала, вот и все. Если желаете, можем вместе с ней поговорить.
— А царапины? Она снова ранит себя! — Анжей прикурил трубку, обхватывая мундштук желтоватыми зубами.
— Вы сами настояли на том, чтобы сирру Селену обследовали, — помрачнел Джером. — Бедняжку запугали ваши же доктора, и что они заключили? Что сирра абсолютно нормальна! Но после этого приступы участились, сейчас же, когда я присматриваю за ней, они повторяются очень редко. Это первый за полгода. Само здоровье моей госпожи указует на то, как полезно ей мое внимание.
Намекнуть на свою незаменимость — отлично! Джером мысленно выписал себе чек. Анжей пожевал мундштук — слова редактора соответствовали истине.
— Мне не нравится, как ты её держишь взаперти, — наконец выдал Наместник. — Я приказал усилить охрану, и теперь девочке будет прислуживать её кормилица.
«Так вот кто была та женщина!» –догадался Джером, вспоминая первую встреченную тут, смутно знакомую служанку. Точно! Вот откуда он её знает.
— Мэра будет сама решать, как ей лучше, — отчеканил Джером, не сводя с «медведя» взгляда.
— Ага, ты ей скажешь, как решить, — осклабился Наместник. — Запомни, бумагомаратель, Мэрой Первозданного никогда не станет человек, за которую решает всякая шваль.
Джером пропустил оскорбления мимо ушей. Он их выслушивал каждый день и давно привык к тому, что печатников знатные не выносят. Одни Такербаи чего стоят! Но по сути это не имело значения, редактор все равно продавит Наместника так, как посчитает нужным, пусть выплеснет гнев для начала.
— Сирра тору, я понимаю, о чем вы, — вздохнул Джером подчеркнуто сочувственно. — Вы — человек традиционного мышления: мэр правит всеми, наместники его замещают, когда потребуется, Секретариат где–то там, на задворках государства. Но так не может продолжаться вечно, времена меняются. Секретариат наращивает влияние. Да и при всем моем уважении и любви к сирре Селестине… Она была сияющим камнем в сокровищнице правителей Города. Прекрасная Селена, наш лунный свет и гордость, никогда не станет настолько сильна и одарена властью как её мать, просто потому, что повторить её невозможно, как нельзя повторить самый прекрасный цветок, самый безупречный камень…
Анжей слушал собеседника подчеркнуто внимательно, а в конце басовито расхохотался:
— Это Селестина Трой — «цветок»⁈ Хлыщ, да ты совсем заврался! Морочь голову своим этим Наранам и прочим секретарям, которые тебя слушают, открыв рот, а меня на сладких речах не проведешь! — Анжей встал, перегнулся через стол, положив на него массивный живот, и перехватил мундштук трубки другой стороной рта. — Услышу, что ты хоть чем–то Селене не угодишь, голову пришпилю на самую высокую стену в Секретариате. Думаешь, я не знаю, чего ты добиваешься?
— И чего же я хочу? — вежливо улыбнулся Джером. — Кроме благополучия нашей будущей Мэры?
— Ты зад свой погреть хочешь в моем кресле, — наместник шумно затянулся, усаживаясь обратно и сжимая крупными сильными пальцами подлокотники кресла, в котором с трудом умещался из–за полноты. — Что, ни одна из девиц Нарана не покусилась на твою хитрую рожу? Я же вижу, как ты всеми силами крутишься у власти, но фамилией, видишь ли, не удался.
Джером сузил серые глаза — очень опасное выражение. Печатники в башне знали, что патрона в таком настроении лучше не трогать, но бывший грифойдер за время своей работы и правления перевидал столько угрожающих рож, что его не пронял даже самый пронзительный редакторский взгляд:
— Для такого, как ты, пролезть во власть можно только или под юбкой какой нибудь знатной сирры, женившись и взяв её фамилию, или долго упорно работать, но последнее явно не по твоему вкусу, а первое — жемчуг мелковат, верно, Джером? Нееет, ты, хлыщ, хочешь сорвать банк, стать Наместником при Мэре — Селене. Так вот, этому не бывать!
— Вы понимаете, что сейчас говорите как городской изменник? — холодно уточнил Джером, касаясь подлокотника своего кресла длинными холеными белыми пальцами.