Четыре Времени Мира. Город (СИ)

— А тебе напомнить, хлыщ, что у нас есть две наследницы? Или ты уже так хорошо устроился в своих фантазиях, что позабыл о старшей девочке?

В желудок Джерома как ядовитый дротик вонзили упоминанием Шелль Трой, но внешне ни один мускул на лице не дрогнул, только бровь поднялась, усиливая асимметричность лица.

— Значит, несмотря на все просьбы сирры Селены… — Джером нахмурился.

По его рекомендации Селена просила Анжея не заявлять публично о своей поддержке старшей сестры до самого начала малого собрания Секретариата, но похоже что–то случилось, причем настолько масштабное, что Анжей Трой, до того оберегавший Шелль от всех тревог и интриг Площади, решил озвучить свое решение раньше.

Так вот, что значат бакенбарды: старый медведь идет на войну. В высшей политике каждый час решающий, а до собрания меньше недели. Сколько союзников Джерома и Селены побоятся противостоять Наместнику во время голосования? Много. Очень много. Зря редактор не выслушал сначала Такербая. Тот явно пришел неспроста. Несмотря на вражду, врачеватель был в одной лодке с Джеромом. Пожалуй, теперь не стоит разбрасываться любыми союзниками, даже такими неприятными как он.

—…я решил поддержать Шелль, и заявлю об этом сегодня на ночной грацца Мэрия².

Механизм холодной логики и вычислений начал шестеренками проворачиваться в голове редактора. Что же делать? Как минимизировать последствия решения Наместника? Может, попытаться его отговорить?

— Право слово, сирра Анжей, я никогда не мог понять, отчего вы предпочитаете старшую, без сомнения сияющую сирру, младшей…

Тем более, по всем просчетам, слухам, и паре добытых секретных донесений следовало, что Селена — родная дочь грифойдера, а вот Шелль — нет, но этого умный редактор говорить не стал.

— Ведь у сирры Селены такая сильная поддержка среди знати и в Секретариате, а наша драгоценная Шелль, увы, далека от политических дел. Сколько она провела в горах, отрезанная от мира? Двадцать лет? Вы ставите на рискованную карту, Наместник. Вернее даже не ставите, просто вносите лишний раскол среди секретарей, смысла в котором нет. К чему тормошить осиное гнездо, которое и так гудит после ухода на изнанку пресветлой Мэры? Почему бы не принять сторону сильнейшего? Мы и так чуть не допустили вторжение теней, — Джером смотрел на Анжея с огромным интересом: он был уверен более чем, что Зорона и странную тень подослал ему противник, пытаясь подставить и убрать с арены перед собранием. Редактор очень гордился тем, как вывернулся из этой ситуации, Ворон клюва не подточит. Но лицо Наместника оставалось непроницаемым…

— А, что будет потом, если потянуть еще дольше? Каждый день промедления без верхушки, без Мэры на троне, будет стоить нам жизней, вторжений, войн, революций!

— Остыньте, сирра редактор, войнами займутся грифойдеры, — Анжей откинулся на спинку кресла, выдыхая сизый дым. — Не лезьте, куда не просят. Решение принято. Хотите его оспорить — ваше право, но больше я не играю в ваши игры, и не поддаюсь влиянию бедной больной девочки, которой ты задурил голову. — Речь Наместника перескакивала с «вы» на «ты», с громкого басовитого рычания к мягкому, тихому почти шепоту. Умение управлять толпой одним голосом, внушать благоговение, страх или симпатию, и, конечно, проницательный ум — вот те причины, по которым никому неизвестный молодой военный, в свое время поднялся до главы управления, а после смог покорить ум и сердце стальной Селестины, став её самым верным союзником.

— Боюсь, вы совершаете огромную ошибку, — Джером встал и поклонился. — Мне нечего больше сказать, сирра Анжей.

— Иди, — отмахнулся Анжей. — Селена хотела тебя видеть. И помни, мальчишка, я слежу за тобой. Оступишься — прощайся и с башней, и с редакцией, — мягко добавил Наместник, как медом облил. Или другим коричневым веществом, если судить по ощущениям Джерома. Редактор глубоко поклонился, точно по этикету, и вышел, с трудом сдержав дурной порыв хлопнуть дверью.

Ровно через пять минут после редактора в кабинет вошел лощеный вышколенный камерист Геронимо, по совместительству лучший друг Наместника:

— Джером Рута пролетел мимо меня так, будто за ним Ворон гнался, — он поклонился, ставя на стол поднос. — Сирра Анжей, вы сильно рискуете, дразня его.

— Все подслушал? Кто бы сомневался! — Анжей положил сцепленные ладони на живот. — Рута — падальщик, один из сотен, налетевших на труп Города, после смерти Селестины. Сколько я таких уничтожил? И этого задавлю.

Анжей расплылся в кресле своей бесформенной фигурой, и, посмотрев на портрет Селестины на противоположной стене, улыбнулся ей.

«Я сберегу наших девочек, Сел, сберегу, как и обещал,» — Наместник закрыл глаза, а после вновь разомкнул морщинистые веки. — А пока у нас много дел, Геронимо. Пора вернуть этому Городу толковую Мэру, пока падальщики окончательно не растащили его по кускам.