Четырнадцать дней

«Боккаччо употребил слово „калека“! Как омерзительно!»

«Где именно?» – спросила жена.

«В первой новелле второго дня: „Мартеллино отвечал: «Я расскажу тебе как: я прикинусь калекой, а ты с одной стороны, Стекки – с другой – пойдете, поддерживая меня, как будто я сам по себе не в состоянии идти, и представитесь, что хотите вести меня туда, дабы тот святой исцелил меня»“, – процитировал танцор. – Здесь насмешка над людьми с ограниченными возможностями. Выбрав такую цитату, вы, получается, соглашаетесь, что это забавно и можно притворяться человеком с ограниченными возможностями в целях мошенничества? Я кажусь вам смешным?»

Прежде чем супруги успели вымолвить хоть слово в свою защиту, запротестовал директор радикального театра в даунтауне: «В книге все про богачей! Короли и королевы, обеспеченные люди. Как и сегодня, если коронавирус доберется до наших берегов, богатенькие сбегут в Хэмптонс или на свои яхты, оставив бедняков страдать от чумы. И получат экспериментальное лечение, недоступное для обычного населения. Пока те несколько человек рассказывали истории на вилле во Флоренции, телеги с трупами заполняли улицы, семьям приходилось держаться подальше друг от друга. Боккаччо благоволит богатым. Почему вы взяли этого подхалима богатеев? Похоже, вы выбрали персонажей, отражающих либертарианские ценности вашего поколения. Вы можете позволить себе роскошь тратить время на чтение!» Он сел на свое место.

«Я лишь пришел сказать, что больше не буду посещать эти чтения», – заговорил редактор бруклинского художественного еженедельника.

Он подошел к супругам и встал рядом. Если бы их назначили «королем и королевой» (подобно титулам ведущих собраний в «Декамероне»), можно было бы сказать, что революция уже началась. Редактора трясло.

«Боккаччо, Данте и Чосер с его настоятельницей и историей, в которой евреи убивают школьника за песнопения во славу Девы Марии, – все эти бездельники были антисемитами! Во второй новелле первого дня читаем: „Душа этого достойного, мудрого и хорошего человека, по недостатку веры, будет осуждена. Поэтому он принялся дружески просить его оставить заблуждения иудейской веры и обратиться к истинной христианской, которая, как он сам мог видеть, будучи святой и совершенной, постоянно преуспевает и множится, тогда как, наоборот, его религия умаляется и приходит в запустение…“ Заблуждения иудейской веры? Совершенство христианства? Раз вы выбрали такой текст, то наверняка разделяете антисемитские взгляды автора на иудаизм!»

«Но это же величайшие шедевры мировой литературы!» – воскликнул муж в спину оскорбленно удаляющегося редактора.

Раздался всеобщий ропот. Я наслаждался моментом. Налил себе кофе и откинулся на спинку стула. Представление становилось все занятнее.

В дискуссию вступила редактор феминистского журнала «Репрессии». Она отлично писала на бумаге, но, выступая перед большой женской аудиторией, рвала мужчин в клочья, и зрители требовали их крови, топали ногами и улюлюкали, а затесавшиеся мужчины получали гневные взгляды – те, кто не направился к выходу.

«Я считаю Боккаччо заядлым мизогинистом, – с дрожью в голосе произнесла она. – Он называет женщин „ненадежными, своевольными, подозрительными, малодушными и боязливыми“, или вот: „Мужчина – глава женщины, и без мужского руководства наши начинания редко приходят к похвальному концу. Но где нам достать таких мужчин?“. Да как вы осмелились предложить нам подобную женоненавистническую чушь? Его поэма „Корбаччо“ высказывается о женщинах еще хуже! А затем вы нам Чосера собираетесь читать? Еще один яростный противник женщин! Именно он перевел „Роман о Розе“, в котором, как выразился один ученый, женщины „вздорны, спесивы, придирчивы, всем недовольны и глупы; они неуправляемы, непостоянны и ненасытны“. Чосер перевел эти нападки, а затем ему пришлось в качестве извинения написать поэму „Легенда о хороших женщинах“!» Редактор повернулась к жене с возгласом: «Да как вы можете жить с мужчиной, который дает нам читать подобный бред?»

«Почему бы вам не выбрать что-то из американской литературы? – вмешалась чернокожая женщина, художник по костюмам, чьи работы часто использовали в спектаклях на Бродвее. – Взять хоть Уильяма Уэллса Брауна, чернокожего драматурга, написавшего пьесу под названием „Побег, или Прыжок к свободе“, в которой врачи наживаются на эпидемии желтой лихорадки. Разве сейчас не то же самое происходит с компаниями „Модерна“, „Пфайзер“, „Кодак“, „Джонсон-энд-Джонсон“? Они соревнуются в создании вакцины. Тот, кто добьется успеха, принесет прибыль своим инвесторам. Но вместо Уэллса вы выбрали расистский „Декамерон“!»

«Да как же он может быть расистским? Там ни слова про чернокожих!» – заговорил муж.

«В этом-то и проблема. В те времена во Флоренции жили черные женщины, но про них даже не упоминается. Боккаччо на них было наплевать!» Она уселась на место.