Четырнадцать дней

Амнезия выглядела несколько смущенной, потому что разговор после ее рассказа принял другой оборот. Лично меня больше заинтересовала не столько смерть мужчины, сколько то, как Амнезия заразилась ВИЧ. Конечно же, я не собиралась привлекать к себе внимание вопросами, но, черт возьми, какая ужасная болезнь! Должно быть, ей действительно досталось от жизни, если в итоге она оказалась в «Фернсби армс»!

Хелло-Китти все еще смеялась, хотя и не так заливисто, осознав, что остальные не разделяют ее веселья.

– Простите, но ничего забавного не вижу, – заметила Мэн. – Вы бы как-нибудь сходили в реанимацию и посмотрели, что такое сердечный приступ.

Хелло-Китти не снизошла до ответа, а просто глубоко затянулась и с вызывающим видом снова поудобнее устроилась в своей «пещере».

– Мне понравилось, как вы описали день актера, – заговорила Дама с кольцами. – Я не выступала на сцене, но… возможно, пришло время рассказать мою историю.

Я начинала ценить ту ловкость, с какой Дама с кольцами разряжала напряжение на крыше.

– Отлично! – воскликнул Евровидение. – Разве вы не говорили, что прожили иллюзорную жизнь? В каком смысле? Я прямо-таки умираю от любопытства!

– Да, но сначала позвольте сказать, что я начинала как художник. И неплохой художник. Ну… – она помедлила, кивнув на Кислятину, – возможно, не такой хороший, как вы. Тем не менее я поступила в Пратт[76], что в те времена было непросто. Я и правда думала… эх…

Дама с кольцами едва заметно покачала головой.

* * *

– Понимаете, мой брат, мой драгоценный и бестолковый братец Гленн, вообразил себя драматургом, а также продюсером. – Она тихо засмеялась. – Пьесы на шедевр не тянули, поэтому ему пришлось самому их продюсировать. Он всегда об этом мечтал, и как-то раз один его актер решил найти себе настоящую работу, бросив Гленна в ночь премьеры. И брат уговорил меня заменить дезертира. Всего на вечер, раз уж так получилось. Гленн, в полном отчаянии, сказал, что у него есть «возможный спонсор, богатенький парень, поэтому, пожалуйста, выручи…». Мне досталась роль лакея: лишь несколько реплик и только одно выступление.

Дама с кольцами тихонько усмехнулась, проводя пальцами по линии подбородка, словно вспоминая.

– Представьте себе картину: порядком потрепанный парик, колючие усы и видавший виды смокинг, откопанный Гленном в благотворительном магазинчике в районе Ред-Хук. Мне пришлось очень туго перетянуть грудь, чтобы спрятать… гм… свои прелести.

Во время второго акта мне вдруг пришло в голову, что вряд ли на спектакль кто-то придет, а тем более захочет оказать финансовую поддержку. Гленн клялся, что инвестор появится, но я, вся туго перетянутая, чувствовала лишь головокружение и раздражение – зачем я вообще на это подписалась?! Осветитель оказался настолько неуклюжим, что я едва различала зрительный зал. Зато прекрасно видела – и чуяла! – подержанный реквизит, все еще мокрый после пребывания в затопленном подвале, где Гленн его и обнаружил. Актеры в старинной одежде, важно расхаживающие вокруг меня, выглядели забавно неубедительными. Возможно, я слишком сильно перетянула грудь, и мне не хватало кислорода. Кроме того, дешевый клей для усов высох и вызывал дикий зуд. И все же я могла разглядеть моего милого братца в третьем ряду, показывающего мне большой палец и ухмыляющегося так, словно только что получил денежку. Должно быть, его «денежный мешок» действительно пришел. Я ухитрилась хорошенько почесать верхнюю губу, замысловато подкрутив усы, и выдала свою главную реплику: «Мадам, я полагаю, констебль прибыл».

В третьем акте творилось черт знает что. К тому времени как с моего персонажа сняли подозрения и выяснили, что во всем виновата няня – которую звали, как бы вы думали? Агнес Лакей! – большая часть зрителей, воспользовавшись темнотой, покинула зал. А я уже видела сияние вокруг каждого источника света и мечтала лишь о том, чтобы освободить грудь, прежде чем упаду в обморок.

Однако пришлось еще и кланяться. И даже дважды – спасибо Гленну, который стал зачинщиком аплодисментов. И где он только нашел зрителей для этого балагана с каламбурами? Театр «Ред-Хук» расположился в здании бывшего овощехранилища, обанкротившегося после недавнего урагана. Мой братец арендовал его лишь от безысходности: он замазал краской потеки от воды и заставил актеров орать свои реплики, перекрикивая шум гигантских вентиляторов. Понадобилась целая неделя, чтобы просушить стены и полы.

С тех пор как Гленн двумя годами ранее получил диплом, он ставил свои пьесы в местных колледжах, в основном с помощью студентов и разношерстной группы театральных друзей. Он относил свое творчество в разряд «экспериментального искусства»: смысла в нем не было, а о прибыли и говорить нечего. Тем не менее его друзья играли в его пьесах как одержимые. Они переделывали костюмы и сколачивали декорации, невзирая на место и время действия пьесы. Сомневаюсь, что хоть одна из них шла больше двух или трех вечеров.