Четырнадцать дней

Но я-то точно знала, что каждая постановка сжирала все деньги, которые Гленн получал за неделю, работая барменом и маляром. В детстве мне всегда доставалась главная роль во всех его пьесах, начиная с интерпретации комиксов «Чудо-женщина» в четвертом классе и заканчивая пародией на «Сказки Кэдбери», которую он поставил в холле нашего многоквартирного дома в Парк-Слоуп в десятом классе. Для той пародии занятые в ней актеры даже собирали средства. Большинство зрителей наверняка пришли только ради бесплатных конфеток, которые мы раздавали в антракте. И я всегда охотно помогала брату – в те времена. А когда поступила в институт Пратта, приходилось работать минимум на двух работах каждый семестр. Вся доступная мне финансовая поддержка едва покрывала стоимость художественных материалов. Мне не хватало денег, а также времени. И я ясно дала понять Гленну, что актриса из меня никакая… В те времена я была целиком погружена в искусство. Ну и вот… – Дама с кольцами пожала плечами и отмахнулась от этой мысли. – Когда актер в последнюю минуту отказался играть в пьесе, оставив Гленна в затруднительном положении, что я могла поделать? Тот парень предпочел «настоящую» работу блеску огоньков театра «Ред-Хук». Да и речь шла всего об одном спектакле.

Когда аплодисменты стихли, я кратчайшим путем направилась в кладовку, выделенную Гленном специально для меня, его звезды. Я была не прочь сыграть мужскую роль – ради брата я бы на многое пошла, – но мне требовалось укромное местечко для переодевания. Я даже коротко подстриглась, чтобы парик лучше сидел, и приклеила дурацкие усики ради большего сходства с мужчиной. Я растерла свою драгоценную пастель «Каран д’Аш», стоившую мне целую неделю пропущенных обедов, и смешала ее с вазелином, натерла получившейся смесью подбородок и шею, и – вуаля! – щетина и адамово яблоко. Но затянутая грудь меня выматывала: мне нужно было дышать!

Не успела я добраться до кладовки, как услышала голос брата: «Подожди!» По обе стороны от улыбающегося до ушей и окрыленного Гленна стояли те самые два парня, которых я видела вместе с ним в зрительном зале. Неужели разговоры про инвесторов не пустая болтовня? Это ведь всего лишь «Ред-Хук»! А мой милый, одержимый и упорный братец, которого я обожала и поощряла, на сей раз написал откровенно дрянную пьесу. О чем я ему никогда не скажу. Лучше уж надеть костюм из марли, прилепить усы и подыграть ему, как я всегда делала в школе.

Гленн как-то сумел убедить других (не являющихся кровными родственниками!) принять участие в спектакле, но заманить кого-то с реальными деньгами?.. Да быть того не может!

«Джереми, Чаз, позвольте вам представить мою звезду», – с гордостью произнес Гленн, странно мне подмигивая.

Все покивали и пожали друг другу руки. Джереми разразился потоком похвал в мой адрес: выразительность, своевременность, харизма – все просто на высшем уровне! Да неужели? Его друг Чаз промолчал, внимательно изучая мое лицо. Я внезапно почувствовала, насколько заросли плесенью сырые коридорные стены и какой узкий между ними проход. Честное слово, мне требовалось как можно скорее снять с себя костюм, иначе весь оставшийся в легких воздух мог вырваться в виде вопля.

Гленн прекрасно меня знал и понял, что я вот-вот не выдержу.

«Мы встретим вас у входа в десять часов, хорошо?» – предложил он своим новым друзьям, то ли не заметив, то ли намеренно проигнорировав мой косой взгляд.

«Гленн, мне нужно срочно переодеться!» – заявила я, как только они ушли.

«Нет, – возразил он. – Ну же, Алекс, ты должна пойти с нами! Ну пожалуйста! Этот парень Чаз тот еще денежный мешок. Настоящий, из потомственных богатеев. Он может вывести мою пьесу прямиком на Бродвей!»

Я была очень рада за него. Рада за его веру в лучшее. О чем ему и сказала. И добавила: «Давай поговорим, когда я переоденусь?»

Даже артикуляция требовала от меня напряжения сил. Гленн склонился поближе ко мне, хотя входная дверь плотно закрылась за его новыми друзьями.

«Сестренка, послушай. Этот мажор Чаз, похоже, считает тебя парнем. Правда. Ну ты даешь, детка, у тебя здорово получилось!»

«И что, буду играть главную роль, когда он поставит твою пьесу на Бродвее? Братец, не обижайся, но мне наплевать. Я уже говорила, что я не актриса и не хочу ею быть».

«Да ладно тебе! – закатил глаза Гленн. – Конечно нет. У него есть для тебя работенка. Я думаю, за большие деньги. Ну же, разве это не хорошие новости? Просто сходи с нами в одно местечко в Ист-Виллидж».

Я внимательно посмотрела на брата. Да, деньги бы мне не помешали. У меня оставался последний семестр в Пратт до выпуска – и никакой работенки на горизонте. На сберегательном счете лежало сто тридцать восемь долларов, а на текущем – такая мелочь, что даже в банкомате не снимешь. Еще и аренду за квартиру пора платить. Такие дела. За двухнедельную стажировку в «Пресс букс» мне так и не заплатили, поэтому я перестала туда ходить, сократив вероятность получить с них должок в обозримом будущем. Да, денежки бы мне не помешали.