Чезар

— Отвечать? Мне бы за этого ублюдка дали двадцать лет строго режима. А, знаешь, я не настолько святой. Я не считаю, что жизнь человека священна — и моя, и твоя. В Аргуне мы с тобой это хорошо понимали! А если хочешь, я бы Астраханцева ещё раз завалил. Что, доволен? Вот так в жизни бывает. А ты меня переиграл, признаю, ты же лучшим был! Недооценили мы тебя! Но подставлять я тебя не хотел, я бы лучше в бега подался, у меня всё готово было. И за то, как с тобой обошлись, прости. Вот за это, правда, прости. А за остальное я в другом месте покаюсь! Кровью искуплю!

Я выскочил в зал. Лис, Кэрол и белобрысая девочка раскладывали кусочки головоломки.

— Поехали! — рявкнул я, и они забегали, как на пожаре.

Я натягивал в тамбуре кеды, когда фигура Вадика загородила проём:

— Ладно, не выкобенивайся, — проговорил он. — Заходите. Обедать пора.

— А надо? — посмотрел я на него снизу вверх. — У тебя семья.

— Пошли, пошли.

Ели мы молча. Только белобрысая Таня время от времени громко комментировала происходящее. «Пап, а Черныш штору дерёт». «Пап, у тебя капуста на бороде». «А что это чёрненькое на чайнике?». «А это кто, друг твой?».

После обеда Вадик стал обзванивать знакомых в поисках машины, а мы с Лисом занялись автообъявлениями, но быстро найти подходящий по бюджету вариант не удалось.

Вскоре Вадика осенила мысль. В трёх кварталах от него жил старик Матвей, известный в Катаве тем, что собрал из двух мотоциклов странную каракатицу, на которой ездил рыбачить. Через его руки прошло много развалюх, которые он восстанавливал для родственников или на продажу. Недавно, говорил Вадик, у дома Матвея стояла на кирпичах сносная «Нива».

Но с «Нивами» нам в тот день не везло. Матвей, сухонький дед с проворным взглядом, махнул рукой и сказал, что машина принадлежала одному из его зятьёв. Зато в заросшем саду стояла на спущенных колёсах уазовская «буханка». На её побуревшем кузове с матовым отливом виднелись следы прилипших осенних листьев: эмаль в этих местах была чуть светлее. Пыльные окна казались непроницаемыми.

Матвей выслушал мои соображения, но сразу не отреагировал. Он смотрел вдоль улицы, жевал губы, сплёвывал, курил. Наконец он заговорил с нотками местного диалекта, шипя сквозь сигарету:

— Так как жошь продавать-то? Надо б в порядок его привесть. Я жошь так его не выдам. Колёсья надо менять, масло слить. Да мож ещё чего там, я жошь почём знаю? Стоит давно уж, ржавет.

Впрочем, Матвей оказался не жадным и за тысячу долларов согласился отдать машину, предварительно оживив её. Ещё двести долларов сверху я накинул, чтобы он поменял колёса. Я просил его сделать всё до утра, но Матвей замотал головой, расплёскивая вокруг облака табачного дыма: колёсья ещё не привезут, а сам он настроен в ночь порыбалить. Завтра к вечеру, не раньше.

— Он нормальный, рукастый, — подбодрил Вадик, когда мы шли обратно. — Если сказал — соберёт.

Возле его дома пацаны играли в одно касание о гулкую стену гаража. Не сговариваясь, мы вдруг присоединились к ним, и я не знаю, подумал ли Вадик о том же, но я сразу вспомнил Гудермес, полуразрушенное здание городской администрации и лохматый мяч, который мы пуляли в стену почти двадцать лет назад. С нами был ещё один парень по фамилии Максимов, погибший 2 июля во время теракта.

У ворот дома я сказал:

— Вадик, знаешь, что меня в тебе бесило?

Он удивлённо поднял прямые брови. Весь он такой, состоящий из прямых и углов, которые даже полнота не смягчила достаточно. Во мне проснулась спортивная злость:

— Ты же никого к себе не подпускаешь, с людьми не говоришь! Ты считаешь, что люди сами должны о твоих мыслях догадываться.

— Сложно было догадаться, что меня из-за тебя уволили? — свирепо посмотрел он.

— Да я не про конкретный эпизод, я вообще. Вот я даже сейчас не понимаю, что у тебя на уме.

— Это потому что следак ты хреновый и людей читать не умеешь.

— Я не спорю. Но тебя тем более не прочитать. Вот чего ты молчишь? Ну, я могу ещё раз извиниться, если это поможет.

— Поможет! — фыркнул он и кивнул в сторону розового дома. — Видишь, как я преуспел. Дом свой аж на восемьдесят квадратов! И профессия какая: целый машинист агрегата для изготовления печано-глинистых форм с вертикальным разъёмом линии безопочной формовки — слышал про такое? Ваши не поленились! Оформили мне волчий билет, ладно хоть сюда устроился. Вот так, Киря, тебя отмазывали. С огоньком!

— А чего мне не позвонил? Ну, глупо же, Вадик! Меня от одной мысли этой скручивает: почему ты в себе держал?

— Как я тебе позвоню, балбес? Ты подозреваемый был!

— Ладно, а потом? Я же приезжал и что увидел? Спину твою загорелую!

— А мне от тебя ничего не надо было. Я уже устроился. Глянь, красота какая!

Травянистый проулок между домами уходил вдаль, и не было в нём ничего живописного, но мы почему-то залюбовались кривыми заборами, прицепами, штабелями досок, которые припасли хозяйственные катавцы.