Чилийский поэт

– Так все и было, но в ином порядке, по-другому, – продолжал Гонсало, сделав вид, что не расслышал вывода Висенте. – Стихотворение возникло само собой и сразу. Другие я извлекал из себя силой, одной лишь волей, рассудком, заставляя себя – или словно бы меня заставляли сочинять. Ты прав, книжка слабая. Лучше было бы написать эссе или что-то подобное. Мне хотелось рассказать о кладбищах, которые скрывают смерть, пытаются ее приукрасить, убрать драматизм, любой ценой избежать мрачного, жуткого, ужасного.

– И скорбного, – произнес Висенте лишь ради удовольствия щегольнуть редким словом.

– Рокового, – улыбнулся Гонсало.

– Несчастного, – сказал Висенте.

– Жуткого.

– Зловещего.

– Бедственного.

– Чудовищного.

– Невыразимого.

– Непередаваемого, – поставил точку Висенте.

Они довольно долго смеялись, укорачивая шаги, будто соревновались в том, кто придет последним.

– Хороший способ воздать должное покойным – натереть надгробие воском, – сказал Гонсало, когда они вновь стали серьезными. – И воткнуть в траву гвозди́ки или оставить вазу с белыми розами. Вот что я хотел изобразить поэтически: плачущую женщину, которая старательно натирает воском надгробный камень. Она работает, склонившись, почитая своих усопших. Когда пытаешься создать произведение, что-то дается или не дается. Что-то невозможно из себя выдавить. В тот раз, с тем стихотворением, у меня получилось.

Гонсало неожиданно опустился на скамейку, словно устал, хотя не чувствовал усталости.

– Ты и вправду перестал писать?

– Да, верно. Уже давно не пытаюсь сочинять стихи, я больше не поэт.

– Но ты же издал сборник стихов и навсегда стал поэтом. Оставил свой след.

Гонсало улыбнулся и устремил взор вдаль, как будто пытаясь кого-то увидеть.

– Какая у тебя тема докторской?

Гонсало собрался ответить подробно, но не захотел утомлять парня. Может, он и не устанет слушать, но это наверняка убедит его в том, что если он начнет изучать литературу, то ему придется заниматься наукой годами, чтобы, в конце концов, написать исследование в пятьсот ненужных страниц, которое будет пылиться на библиотечной полке. Да, не слишком-то соблазнительная перспектива.

– Лучше расскажи мне о своих стихах.

– Они пока слабые.

– А точнее?

Висенте не ответил. Они вновь пустились в путь, и хотя часы уже показывали четыре пополудни, про обед ни тот ни другой даже не вспомнили. Их встреча могла бы на этом закончиться, ведь они ни о чем не условились; Гонсало и Висенте не знали, в чем заключается даже их настоящее, не то что будущее. Они стояли на углу улиц Провиденсия и Педро де Вальдивии, вроде бы прощаясь. Однако оба понимали, что им есть о чем потолковать, и в то же время кажется, уже и не о чем, поскольку беседовать становится труднее, слова не даются им с прежней легкостью. Оба сделали еще несколько шагов и вошли, почти против своей воли, в книжный магазин.

– Твоя книжная лавка хорошеет с каждым днем, – приветствовал Гонсало каталонца Жоана, осевшего в Чили на десятилетия.

– Спасибо, парень, – ответил Жоан, – ну а ты с каждым днем толстеешь.

Пока Гонсало и Жоан обменивались шуточками, Висенте осматривал стеллажи. Искал он прежде всего «Парк Воспоминаний», которого, конечно, там не было, да и быть не могло. Гонсало подошел к той же секции, что и Висенте, и на мгновение они стали похожими на двух незнакомцев, склонивших головы набок, чтобы не мешать друг другу. Гонсало выбрал несколько книг для Висенте, что показалось ему правильным, ведь он сильно задолжал пасынку, не сделав для него столько всего раньше. Такая мысль вызвала у Гонсало некоторое облегчение, но он тотчас же понял, что это может обидеть Висенте – похоже на репарации, некое вынужденное возмещение убытков. А посему лучше выбрать всего одну книжку, и не сборник стихотворений, потому что Висенте, похоже, прочел уже все существующие. На ум пришла «Молодость» Кутзее, но Гонсало тут же счел свой выбор глупым в буквальном смысле слова. Да, это прекрасное и жесткое произведение, герой которого сталкивается почти с теми же дилеммами и чаяниями, что и, вероятно, Висенте, но дарить ему такое – вызывающе и недостойно. К тому же проблемы и желания Висенте, возможно, иные, предположил Гонсало; Кутзее ведет речь о мире, уже наполовину погребенном, хорошо это или плохо. И тогда Гонсало решил подарить Висенте что-нибудь более современное и привлекательное, но не поучительное. Он тщательно выбирал книгу – подарок для незнакомца, которого, однако, не желал считать таковым. В конце концов, купил ему «Волшебную гору»[59], книгу отнюдь не современную и почти противоположную той, что искал поначалу. Ну что же, старики обычно одаривают молодежь классикой, подумал Гонсало с веселой покорностью.

– Давай выпьем кофе, – предложил он Висенте, когда они выходили из книжного.