Гонсало ответил утвердительно, но при этом покривил душой. Он ни разу не перечитывал Мильяна. А вот Эмили Дикинсон – да, и это было несправедливо. После того как он подражал обоим поэтам и стыдился этого, Гонсало как бы наказал Мильяна, но не Эмили Дикинсон.
Гонсало и Висенте провели в кафе еще около часа, беседуя о чилийской поэзии и попивая «эспрессо». Иногда их разговор походил на общение малознакомых людей во время первой встречи. Но молчание не было неудобным, видимо, потому, что на столике перед ними лежали книги. Время от времени Висенте перечитывал то или иное стихотворение, а потом наугад открыл «Волшебную гору» и прочел:
«Тяжелобольной, которому едва можно было дать двадцать лет, уже лысоватый, уже седеющий, с восковым измученным лицом, большерукий… большеносый, ушастый, был тронут чуть не до слез и горячо благодарил за участие и развлечение…»[60]
Фрагмент понравился Висенте, и он вознамерился прочесть весь роман, начав уже завтра, но пока не решил, как именно он будет это делать – лежа в постели в пижаме или во дворике, за первым кофе. Этот вопрос отвлек его, словно ответ надо было дать немедленно. Затем они пустились в обратный путь, как будто возвращаясь в университет после слишком долгой перемены. Двигались без четкого маршрута, и им стало казаться, что встреча подходит к концу, когда Висенте начал рассказывать свою историю с Прю, начиная от той первой встречи с ней – и до самой развязки, хотя и не упомянул о том, как застал Карлу и Леона за половым актом. Растерянный Гонсало не знал, что на это сказать, но, как настоящий друг, попытался утешить Висенте.
– Ну и как там, в Нью-Йорке? – спросил Висенте тем же пренебрежительным тоном, каким только что спрашивал о встрече с Мильяном. Гонсало мог бы говорить о Нью-Йорке часами, но вовремя понял, что Висенте непременно свяжет его повествование с Прю и включит ее образ в сценки городской жизни. Он догадался, что парня интересует не сам Нью-Йорк, а Прю в Нью-Йорке. И вспомнил четверостишие Эрнесто Карденаля[61], такое сентиментальное и такое точное:
Висенте не знал этот стих и поблагодарил за него. Может, написать письмо Прю и приложить эти строки? Нет, лучше собственное творение, конечно. К тому же у него не было уверенности, что сочинение Карденаля здесь действительно подходит. И еще: ему пока и самому неизвестно, хочет ли он «флиртовать» с Прю, – какое смешное слово… Висенте уже несколько недель собирался написать ей, ведь письмо, которое она оставила ему, он перечитал раз сто. Но до сих пор не ответил.
– И все-таки, каков этот самый Нью-Йорк? – снова спросил Висенте.
Гонсало поведал ему о нескольких книжных магазинах, о ярко-оранжевой листве тупело[62] в Центральном парке, о причудливой библиотеке, которую он создал, собирая каждое воскресенье брошенные книжки на тротуарах Бруклина. О своих попытках научиться кататься на коньках в Брайант-парке, о жужжании отопительных радиаторов зимой, о виде на Вашингтон-сквер из окон библиотеки Бобста, о вечных летних битвах с водяными клопами. О том, как он потратил около пяти часов на поиски бутылок с сокровищами на свалке в Заливе Мертвой Лошади. О своей одержимости рисунками Гойи, выставленными в Коллекции Фрика. О неизбывном страхе, который он испытывал от вида скачущих белок. О редкостных тихих днях, когда в городе не слышно даже сирен пожарных машин. О ленивых закатах, которые можно наблюдать из Ист-Ривер парка. О мороженом в кафе Моргенштерна, о своей поездке в Амхерст. О письмах, что оставляют на могиле Эмили Дикинсон – за их чтением он провел добрых полдня. Однако Висенте, впитывая эти случайные сцены, представлял себе не Гонсало, гуляющего по Нью-Йорку, а Прю. И тут его осенило: да ведь Гонсало и Прю познакомились – наверное, тот встретил ее в Нью-Йорке, причем совсем недавно; вполне возможно, она брала у него интервью. Висенте взволнованно вообразил, что они подружились и даже разок переспали. Ну а следом явилась сцена, вызвавшая панику и злость: Прю – сверху, Гонсало – снизу, оба очень серьезные и сосредоточенные.
– Ты знаком с Прю?
– Нет.
– Я серьезно, говори правду, – потребовал Висенте, – тебе знакома Прю?
– Да нет же, говорю тебе. Не веришь? Почему?
Гонсало заметил, что Висенте раздражен, но не понял, в чем причина. Висенте ускорил шаг, и на секунду у Гонсало возникло ощущение, что за ним невозможно угнаться, и парень вот-вот исчезнет вдали.
– Моя мама переспала с моим отцом, – вдруг обронил Висенте.