Он проснулся среди ночи от сильного желания помочиться. Преодолевая десять ступенек, отделявших его от ванной комнаты, Гонсало пытался сохранить в памяти некоторые приснившиеся образы, показавшиеся ему забавными и странными, тем более что он никогда не совершал длительных авиаперелетов. Он давно не мочился в раковину, но делал это несколько раз, будучи подростком. Сонливость не покидала его, поэтому трудно было направлять струю; он решил слегка убраться в туалете, заметив в углу флакон чистящего средства, но уже засыпал, поэтому вернулся в постель и тут же отключился.
Карла разбудила его, когда не было и шести часов, и было еще темно. Гонсало вспомнил, что промахнулся мимо унитаза, и решил, что она разбудила его, чтобы отругать.
– Знаю, что ты хочешь мне высказать. – Гонсало прочистил горло.
– И что же? – Карла отнюдь не сердилась.
– Что я помочился мимо.
– А что ты мне на это ответишь?
– Что не так-то просто прицелиться. Особенно трудно контролировать первую струю.
– А что еще?
– Что ты имеешь в виду?
– Что еще я могу тебе сказать?
– Что следует мочиться сидя и что мне лень это делать. А я отвечу, что такова привычка, мужчины не писают сидя. И еще ты собираешься мне высказать, что мое представление о мужественности слишком грубое. А я отвечу, что отливать стоя не имеет ничего общего с моим представлением о мужественности.
– Ты прав, я собиралась все это тебе высказать, но позже, – заявила Карла, приложив правую руку ко лбу, словно у нее повысилась температура. – Собиралась сообщить тебе, что я проснулась полчаса назад, пошла в ванную, и, конечно, мне надоело вытирать пол за тобой. Но потом я пописала, сделала тест и выяснила – я беременна.
Целую неделю они не говорили об этом Висенте, который отреагировал на новость с неожиданным безразличием. Вечером пошли в пиццерию отметить событие и заказали, как всегда, пиццу с грибами на всю семью, однако Висенте даже попробовать ее не пожелал.
– В чем дело? – спросил Гонсало.
– Не люблю шампиньоны.
– А раньше нравились.
– Да, но теперь разонравились, – ответил Висенте со странной застенчивостью.
– Тогда чего же ты хочешь?
– Чашечку «эспрессо».
Раньше он никогда не пил кофе, хотя считал, что в одиннадцать лет имеет на это право. Висенте настоял на том, чтобы заказать не один, а три «эспрессо» подряд, которые он пил церемонно и вкус которых счел ужасным, но ему удалось это скрыть. А неприятное послевкусие ликвидировал, пожевав дольку лимона.
– Ты и вправду не хочешь пиццу? – спросила Карла, прежде чем покинуть кафе. – Попросим разогреть кусок для тебя?
– Нет, спасибо, – твердо ответил Висенте.
В тот вечер ему трудно было заснуть из-за действия кофеина. Впрочем, дело было не только в кофе. Он спустился в гостиную в три часа ночи и увидел там тоже не спавшего Гонсало.
– А сейчас хочешь пиццы?
– Хочу, – признался Висенте.
– Ты злишься из-за нашей новости? – спросил Гонсало, разогревая два больших куска в тостере.
– Мне стыдно, когда посетители ресторанов просят упаковать им объедки.
– Почему же?
– Не знаю, но мне стыдно.
– Но ведь осталось много пиццы. Почему ты не стал есть?
– Потому что не был голоден.
– Ты сердишься из-за новости? – настаивал Гонсало.
– Какая еще новость?
– У тебя будет братик. Или сестренка. Кого бы ты выбрал?
– Брата, – сказал Висенте, но тут же поправил себя: – Сестру.
Висенте тоже не понимал, что с ним происходит. Он был не против появления ребенка, или, по меньшей мере, думал, что ему это понравится. Но почему-то никак не мог представить себе будущего брата или сестру. Висенте задремал ненадолго, однако его разбудило свирепое мурлыканье кошки у его левого уха. Он тут же подумал, что в будущем Оскуридад сможет спать с его братом или сестрой, и вдруг до него дошло: на свет появится сестренка. Он вообразил это весьма конкретно, наглядно, выпукло. И снова заснул. А к утру его протест превратился в энтузиазм. Сестренка, думал он, как же здорово! Висенте подошел к Гонсало и Карле как ни в чем не бывало и заявил, что счастлив.
– Но я пока не придумал имя для девочки, – добавил он озабоченно.
– Тебе не придется выбирать имя младенцу, – посерьезнев, сказала Карла, обменявшись тревожными взглядами с Гонсало. – Ведь речь идет не о домашнем животном.
– Дело в том, что ответственность за имя ребенка лежит на родителях, – добавил Гонсало.
– Знаю и без вас! – оборвал его Висенте. – Я пошутил, неужели вы не поняли, что это шутка. Кажется, вы утратили чувство юмора. Но было бы лучше, если бы каждый выбирал себе имя сам.
– Нельзя, такое невозможно, – сказала Карла. – Младенец не может быть безымянным, это незаконно.
– Тогда могли бы ему временно дать какой-нибудь номер, чтобы потом ребенок сам выбрал себе имя, – возразил Висенте.
Гонсало оценил его идею как разумную.
– А тебе нравится твое имя? – поинтересовался он. – Такое же носил поэт Висенте Уидобро.
– Нравится. Да я и сам выбрал бы себе имя Висенте. Оно звучит неплохо. Со мной угадали, но могли ошибиться.
– Надеюсь, угадаем и с твоим братиком, – пообещал Гонсало.
– Это будет сестра, – твердо предсказал Висенте.