Чилийский поэт

«Природа мудра», – изрекла ее мать, узнав о потере. Несмотря на то что для Карлы мало что было менее приятным, чем согласие с матерью, пришлось признать: ее тело само приняло решение, и оно – правильное. Да и первоначальное недовольство Висенте теперь казалось предостережением, предчувствием грядущего.

– Нам ведь и так, без общего ребенка, хорошо, – сказала она тем утром Гонсало. – Ты отличный отец, самый лучший для Висенте.

– Благодарствую, – удивленно ответил он. – А Леон?

– Леон не стоит и гроша.

– Тогда давай порешим его?

– Можно.

– А как?

– С помощью «кольта» 45-го калибра, – хитро улыбнулась Карла.

– Надежнее из автомата, – заметил Гонсало.

– Или отравить.

– Крысидом.

– Но лучше гильотинировать.

– Давай посадим на кол.

Некоторое время они продолжали смеяться, воображая и подробности преступления, и алиби.

– Прошлой ночью ты разговаривал во сне, – сообщила Карла, желая сменить тему, хотя у нее было двойственное ощущение, что это не так, и она продолжает говорить о том же.

– И что такое я сказал?

– Много слов, много фраз. Не помнишь? Разве ты не можешь вспомнить сон полностью или частично?

– Нет, ничего не помню. А что я говорил?

– Много разного.

– Например?

– Уже не припомню. Но, кажется, ничего плохого. Я не очень-то поняла.

Много лет в те выходные, когда Висенте находился у Леона, они пользовались случаем, чтобы устроить вечеринку или обед. Теперь Карла и Гонсало стали неохотно общаться с приятелями. Не сговариваясь, оба предпочли не принимать гостей какое-то время, поскольку требовалось отремонтировать дом.

Впрочем, в одну из пятниц Гонсало объявил, что поэт Сальга́до придет к ним отобедать («бедняга подавлен сильнее чем обычно», – оправдывался он). Карла расстроилась и спросила, не лучше ли им вдвоем с приятелем пойти в какую-нибудь пивную?

Весьма довольная своим решением, она прилегла на кровать, чтобы послушать только что купленную пластинку Хуаны Молины[17]. Однако вместо того чтобы воспользоваться одиночеством и включить аппаратуру на полную громкость, она надела наушники плеера, который был как новенький, поскольку его подарили ей незадолго до рождения Висенте, и она им почти не пользовалась. Тогда Карла еще не подозревала, что ее отношения с музыкой тоже вот-вот изменятся, и, вероятно, необратимо. Она вставила в плеер батарейки от пульта дистанционного управления и начала слушать первые песни диска, которые ей понравились, вот только попытка возвращения к наушникам оказалась сложной, неудобной, какой-то абсурдной. Карла чувствовала: чего-то не хватает, и у нее нет права отключаться таким образом, поскольку она подвергает себя некой опасности. Поэтому она сняла наушники, вставила диск в аудиосистему и принялась резать фрукты для салата. Прослушала записи два раза подряд, и музыка показалась ей новаторской, напряженной и странноватой.

Затем она вернула батарейки в пульт и погрузилась в многосерийный телесериал «Друзья», благо рядом не было Гонсало, который считал этот фильм поверхностным, хотя и смеялся над выходками Фиби и над тем, как метко швыряет пирожные Джоуи (а втайне считал, что Карла представляет собой странную помесь Рэйчел и Моники). Раньше Карле не доводилось пересматривать первый сезон сериала, поэтому теперь она наслаждалась его эпизодами, как старыми семейными видеозаписями. Актеры выглядели такими юными, почти детьми; она вспомнила себя в середине девяностых, когда была даже моложе исполнителей ролей в этом фильме. И подумалось: наверное, тогда она тоже, как и сегодня, провела полдня на кровати в одних трусиках, поглощая эти же самые эпизоды на телеэкране и даже, возможно, смеясь над этими же шутками. Теперь, много лет спустя, ей не показалось странным развлекать себя тем же юмором; напротив, это наполнило ее загадочной радостью. Она посмотрела первые восемь серий первого сезона и пропустила девятую – ей были неприятны сюжеты о Дне благодарения – и сосредоточилась на середине десятой, где Росс берет себе обезьяну, а Фиби знакомится с Дэвидом, как вдруг услышала, что Гонсало возвращается после ужина вместе с поэтом Сальгадо. Она неохотно надела халат и вышла в гостиную, как на тропу войны. Поэт Сальгадо был лучшим другом Гонсало и самым забавным из всех его друзей, по мнению Карлы, но в тот вечер ей не хотелось терять время с двумя подвыпившими мужиками.

– Он действительно в глубокой депрессии и хочет еще пообщаться, – объяснил Гонсало.

– Так предложи ему свои антидепрессанты, – сказала Карла.

– Но я же их не принимаю, – озадаченно ответил Гонсало.

– Извини, Карла, – прервал его Сальгадо с показной деликатностью пьяницы. – Просто я немного взбешен и не пойму, почему мне так плохо.

– И что же с тобой не так? – спросила Карла.

– С молодухами не получается.

– А вот мне понятно, почему не получается, – сказала Карла. – У тебя плохо выходит, потому что ты эгоцентричен, и к тому же ты жирнее куска сала. От одной мысли переспать с тобой женщины должны бежать прочь в ужасе.