Чингисхан

Тэмучжин из своего укрытия послал двух гонцов к То-горилу, чтобы те передали ему, как глубоко он разочарован в человеке, которого считал своим приёмным отцом. Несмотря на горечь и обиду, он не вложил в свои упрёки никакой угрозы. В них звучит только негодование по поводу непостоянства керэитов. Хан видел в этом влияние какой-то тёмной силы, которая смогла подорвать крепость их союза. «Хан, отец мой, — печально говорит Тэмучжин, — не повлиял ли на тебя кто-то посторонний, не настроил ли тебя какой-нибудь недоброжелатель? Хан, отец мой, разве мы не договорились о том, что, если какая-нибудь острозубая змея станет настраивать нас друг против друга, мы не поддадимся и поверим только тому, что проверим на зуб и на вкус? Разве мы не условились об этом?»

Тэмучжин напоминает тому, кого продолжает считать своим сюзереном, о его позорном уклонении от сражения с врагами-найманами. Он упрекает его в неблагодарности, поскольку отец Тэмучжина Есугей когда-то помог Тогорилу вернуть власть. Он напоминает ему, что Есугей поднял эту власть из пыли и вручил её Тогорилу, заверив, что, завоёвывая земли, принадлежавшие племенам, он действовал всего лишь в качестве его вассала.

Наконец Тэмучжин преподаёт Тогорилу урок верности, показывая, что сам он не смог бы так легко нарушить союз: «Если у повозки на двух осях сломалась одна ось, бык не сможет её тянуть. Разве я не был твоей второй осью? Если у двухколёсной повозки сломается одно колесо, она уже не сможет катиться. Разве я не был твоим вторым колесом?» В этом изъявлении своих претензий содержится подробный перечень услуг, оказанных Тогорилу семьёй Тэмучжина. Вероятно, этим Тэмучжин давал понять Тогорилу, что больше не сможет жертвовать собой ради столь непостоянного и неблагодарного сюзерена.

Но в этом послании хана, возможно, всё-таки содержится и некая угроза. Как показал Рене Груссе, то был «весьма искусный дипломатический манёвр». Обида на вождя керэитов распространялась и на его союзников. Позднее Тэмучжин предъявил свои претензии другим действующим лицам. Сына Тогорила, Нилка-Сангуна, он упрекнул в честолюбии, которое толкнуло его на попытку отобрать власть у старого отца, что породило недоверие между ними. Хучару и Алтану, которые переметнулись к керэитам, он дал понять, что поскольку они избрали его ханом, то ему и должны подчиняться, и тогда он осыпал бы их своими дарами. Джамухе он поставил в упрёк, что тот собирался занять его, Тэмучжина, место в сердце Тогорила. Всё это делалось для того, чтобы посеять среди своих противников раздоры, разделить их.

Преданный союзниками, оставаясь в одиночестве и подвергаясь опасности, Тэмучжин умело играл роль оскорблённого властителя. Главные добродетели кочевников, которые он особенно восхвалял, — преданность вассалов сюзерену, верность данному слову, понятия о чести и неразрывных узах кровного и кланового родства, — несомненно, были свойственны и ему самому. Но только в тех случаях, когда ему это было выгодно. Тонкий политик, он, вероятно, стремился доказывать свою правоту во всяком деле.

Послание Тэмучжина, которое означало призыв к восстановлению прежнего союза, нашло отклик только у То-горила. Чтобы доказать свои лучшие намерения, старик заявил, что предпочёл бы, чтобы его тело лишилось крови, нежели ещё раз предать Тэмучжина. В качестве символического жеста он надрезал ножом палец, дал нескольким каплям крови стечь в сосуд из берёзовой коры и отослал его Тэмучжину. Но это свидетельство верности пришлось не по вкусу его сыну, Нилка-Сангуну, который пришёл в бешенство от упрёков Тэмучжина. В них он усмотрел «два лица и три ножа». Более молодой и нетерпеливый глава воинственной группировки, Нилка саботировал всякое соглашение. Назревала новая война.

Конец Тогорила

Итак, попавшему в трудное положение Тэмучжину противостоял ван-хан Тогорил. Но союзники последнего, вожди племён, привыкшие к недолговечным коалициям и эфемерным договорам, подумывали о том, как им отделаться от ван-хана. Рашид ад-Дин сообщает, что Даритай, Джамуха, Алтан и Хучар затевали устранение Тогорила. Тот, своевременно предупреждённый, опередил мятежников, и они были вынуждены бежать. Даритай нашёл приют у Тэмучжина, другие участники заговора перешли к найманам. Тогорил понял, что близится его закат.

Тэмучжин удалился на берег какого-то болотистого пруда, расположенного, вероятно, у подножия горной цепи Борчовок, севернее реки Онон. Там он, по сообщению персидской хроники, поклялся разделить со своими соратниками все грядущие испытания, как победоносные, так и трагические. Поскольку никакого иного питья, кроме мутной воды, у них не было, каждый зачерпнул её себе в чашу из пруда.