«Чингизово право». Правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии (Средние века и Новое время)

В некоторых случаях ойратские правители даже сами назначали правителей из дома Чингис-хана, которые, таким образом, становились вассалами ойратов, которых считали ниже себя по происхождению. Наиболее широко распространилась эта практика при Галдане Бошугту-хане, который, в частности, возвёл на трон Кашгара Исмаил-хана из потомков Чагатая и выделил в своих владениях улус сибирскому царевичу Дюдюбеку, потомку хана Кучума[813].

Можно ли считать такие действия с правовой точки зрения посягательством на власть «природных» ханов из дома Чингис-хана? По всей видимости, нет, поскольку ойратские ханы, как уже отмечалось, получали титул от высшего иерарха буддийской церкви и мотивировали свои действия борьбой за распространение веры. Так, именно апеллируя к авторитету Далай-ламы, джунгарский хан Галдан старался распространить контроль над монгольскими ханствами Халхи, а казахов намеревался не только подчинить, но и заставить перейти в буддизм[814]. Кстати, аналогичным образом, кстати, действовали в Восточном Туркестане белогорские и черногорские ходжи, которые, используя своё духовное влияние на население региона, в кон. XVII в. оттеснили от власти местных Чингизидов и сами занимали ханский трон до 1750-х гг., а потом боролись за него ещё и до 1860-х гг. Так что, основания для претензий ойратских монархов на политическое и правовое наследие Чингизидов в рассматриваемый период являлись вполне легитимными.

В борьбе за чингизидское наследие ойратские правители не всегда прибегали к военным методам — не менее широко они использовали и дипломатию. Например, Аюка, наиболее могущественный из калмыцких ханов, поддерживал контакты не только со своими соплеменниками в Джунгарии и с тибетскими буддийскими иерархами: он принимал посольства из Китая, поддерживал дипломатические и военные связи с крымскими ханами из Дома Гиреев. В рамках этого союза он даже обменивался посланиями с сюзеренами Гиреев — турецкими султанами, которые сначала отказывались признавать его в ханском достоинстве и в переписке именовали просто «хаким» (правитель)[815], однако позднее признали ханом[816]. Думается, подобное международное признание лучше всего свидетельствует об эффективности действий ойратских правителей в борьбе за чингизидское наследие и рациональном использовании чингизидских политико-правовых институтов для достижения этой цели.

Таким образом, можно констатировать, что, несмотря на династические, политические, идеологические и иные расхождения, джунгарские и калмыцкие ханы в значительной степени восприняли чингизидские правовые традиции. Сами же Чингизиды в своё время восприняли их от более ранних степных империй — хунну, сяньби, тюрков, поскольку именно охарактеризованный в нашем исследовании порядок властвования, правотворчества и правоприменении был наиболее эффективен в Великой Степи в течение многих веков.

Собственно говоря, именно это правопреемство степных империй, анализ происходящих в них правовых изменений под влиянием новых факторов и представляется важным и перспективным направлением исследования в истории тюрко-монгольских народов, их государственности и права.

§ 5. Государственное регулирование торговли в Сибирском ханстве

Основной проблемой в изучении истории Сибирского ханства является, как уже неоднократно отмечалось исследователями, скудность источников. Тем не менее, в последнее время появляются новые работы, посвящённые не только общей истории этого государства, но и её специфическим аспектам — организации власти, международной политике, военному делу и т. д. Здесь мы попытаемся рассмотреть ещё один из таких аспектов сибирско-ханской истории — государственную политику в области торговли.

Торговая деятельность в Сибирском ханстве (как внутренней, так и внешней), в общем-то, уже привлекала внимание исследователей, что нашло отражение как в общеисторических трудах, так и в специальных работах. В частности, этот вопрос рассматривали С. В. Бахрушин, Х. З. Зияев, В. И. Соболев, О. Бартон и др. Однако вопрос о государственном регулировании торговых отношений в этом государстве целенаправленно не исследовался. Несомненно, причиной тому — довольно скудное количество источников, дошедшее до нас от сибирско-ханского времени. Однако эта проблема относится ко всем аспектам истории Сибирского ханства, что, однако, не препятствует исследователям достаточно глубоко прорабатывать их. Поэтому, опираясь на косвенные указания источников и результаты исследований, мы попытаемся дать краткую характеристику государственного регулирования торговых отношений в Сибирском ханстве XV–XVII вв. (т. е. со времени существования Тюменского юрта и до периода, когда потомки Кучума продолжали бороться за сибирский трон). Тем не менее, сразу считаем целесообразным оговорить, что многие выводы являются гипотетическими и нуждаются в дальнейшей проработке.