– Ну, не все так трагично! – Генерал Потапов сидел на узком диванчике, закинув ногу на ногу. – Все хорошо в свое время. При существующих ныне условиях предлагать такой план – безумие. А завтра, глядишь, условия поменяются, и вот тогда можно достать из кармана старую бумажку.
– Я не привык, чтобы меня играли втемную, – голос Сталина прозвучал глухо, брови угрожающе сдвинулись.
– Слушай, горец, – примиряюще сказал Стас, – я тебя обманывал когда-нибудь? Понятно, что тебе с царским генералом о революции говорить еще не приходилось, но ты же сам видишь – времена пришли совершенно дурацкие.
– «Все смешалось в доме Облонских…» – В полумраке комнаты насмешливо сверкнуло пенсне генерала Потапова.
– Я еще и сам не знаю, – спокойно продолжил Сизов, – как другие участники этот план воспримут. Мы с тобой сто лет друг друга знаем, и то…. А с теми я вообще не знаком. Представляешь, куда они
– Хорошо, – величественно наклонил голову Сосо. – Давайте обсудим это еще раз.
…На улице дул сырой ветер. Стас, поежившись, поднял воротник кожанки. А генералу хоть бы что, только шляпу на глаза надвинул. Несмотря на цивильное, он все равно выглядел по-генеральски, потому что, завидев их, трое солдат с винтовками сразу сделали «стойку».
– Документы, граждане, – непримиримо набычился старший по возрасту.
Двое юнцов, стоя за его спиной, смотрели так, словно ждали команды «фас!».
«Ишь как на фронт неохота! – мелькнуло в голове у Стаса, – Здесь проще “геройствовать”».
Он протянул солдату мандат, который ему только что отдал Сталин. В бумажке говорилось, что Сизов Станислав Юрьевич является уполномоченным по делам национальностей. Подписан документ был не кем-то, а самим Чхеидзе. Вчера в газетах напечатали ноту Милюкова, и все тыловые части «встали на дыбы». Сизов, несмотря на три курса истфака, историю помнил в основном по вехам. В его прошлом вроде состав Временного правительства поменялся. Но подробности, как назло, память не сохранила.
«Вот теперь ломай голову, двоечник несчастный», – мысленно укорил он сам себя, без особого, впрочем, чувства вины.
Кто-то, можно подумать, в то время эту лабуду учил! Февраль, потом «Великий» октябрь и – ура! – наши победили! Тьфу на тебя, «История СССР»!
– А товарищ с вами? – уважительно спросил из-за плеча старшего один из молодых.
– Да, – кивнул опер. – Наш товарищ, не гляди, что морда старорежимная.
– Морда – это да, – хмыкнул служивый, возвращая мандат. – Счастливого пути, товарищи.
– И вам не хворать, товарищи! – не моргнув глазом отозвался генерал.
– А хари-то все равно офицерские, – услышал Стас за спиной тихий голос.
– Не боись, и до этих доберемся, – ответил кто-то, кажется, старший.
Стас хмыкнул.
– Вот видите, капитан, – усмехнувшись, заметил Потапов, – «хари» наши все равно никого в заблуждение не вводят. Слышите, доберутся до нас.
– Замаскируемся, не привыкать, – махнул рукой опер. – Куда сейчас?
– Как куда? – удивился генерал. – К Лавру Георгиевичу, конечно.
– Думаете, послушает? – с сомнением спросил Сизов, садясь за руль.
Его превосходительство пристроился на соседнее сиденье.
– Так мы же с ним коллеги. Не знали?
Стас отрицательно мотнул головой.
– Серьезно не знали? – удивился генерал. – Вы на каком свете обретаетесь, батенька? Корнилов – живая легенда. Он же за те пять лет, пока на Востоке служил, куда только ни проникал со своими казачками. Персия, Афганистан, Индия, Китай… В течение семи месяцев с семью казаками он скитался по Кашгарии, единственный из европейцев со своими разведчиками пересек «Степь отчаяния». И не попался, заметьте! То купцом, то дервишем переодевался. Его отчеты даже у хваленой британской разведки вызывали завистливое слюнотечение.
– Да, – согласился опер. – Достойно уважения. Ну, все равно на всякого мудреца довольно простоты. Главное, что вы с ним лично знакомы. Глядишь, чего и выйдет. Или нас арестуют, как контрреволюционеров. Хоть отосплюсь в камере.
– Отоспаться и я бы не отказался, – Потапов, сняв пенсне, потер пальцами глаза. – Видите, все к лучшему в этом лучшем из миров: убедим Лавра Георгиевича – доброе дело сделаем, не убедим – выспимся от души. И так, и эдак славно получается.
– Верно, – засмеялся Стас.
Ему вдруг стало весело. Расскажи он в универе на лекции по истории СССР, что посланника Сталина Корнилов арестует… за контрреволюцию! Точно бы сказали – перезубрил. Он с каким-то новым интересом всматривался в лица спешащих по своим делам людей, ловя испуганно-затравленные, брошенные вскользь взгляды простых обывателей, спешащих покинуть враждебный мир улицы и укрыться в привычной обстановке обжитых квартир.
С ними контрастировали самоуверенно-наглые взгляды вооруженной солдатни, надменное лицо проезжавшего в автомобиле члена Временного правительства. Стас почти физически ощутил давящее чувство надвигавшейся беды. Веселье куда-то пропало.
…Невысокий сухощавый Корнилов пружинисто вскочил из-за стола и пошел им навстречу.
– Здравствуйте, Николай Михайлович! Какими судьбами ко мне?