Чёрч

— Я плохо помню своего отца. Иногда он был ко мне добр, а иногда бил. Потом он начал бить Марго, что, как я думаю, было уже слишком. Она сбежала от него посреди ночи. С тех пор я его не видела. Вот, собственно, и всё.

— Ага, чёрта с два. Как он тебя бил? Что именно он делал?

— Я не хочу об этом говорить.

— Очень жаль, потому что я хочу.

Эмме стало нечем дышать. Она знала, что Чёрч намерен услышать всё, и была рада, что ему хочется больше о ней узнать, но легче от этого не становилось. Чёрч был словно компьютер. Он впитывал информацию, собирал данные, считывал их, интерпретировал. Но совсем необязательно, что он всё это понимал, особенно когда речь заходила о чувствах. При желании Чёрч очень хорошо имитировал эмоции — мог по команде улыбаться, смеяться, возможно, даже заплакать. Однако, это не означало, что он понимал, почему остальные люди ощущали потребность это сделать. Она боялась, что Чёрч её не поймет. Догадается, что она еще более сумасшедшая, чем он предполагал.

— Я все тебе расскажу, когда ты начнешь предаваться воспоминаниям о том, как дорогая мамочка избивала тебя деревянной ложкой, — огрызнулась она.

Тишина. Потом скрип половиц. Движение. Он посмотрел на нее сверху вниз.

— Это была не деревянная ложка, — наконец, сказал Чёрч. — А разделочная доска.

Хммм, а вот это уже интересный поворот. Эмма не могла решить, впечатлена она или нет. О какой разделочной доске шла речь? Об одной из тех декоративных, на которых подают сыр? Или о той здоровой хреновине, которую достают на День благодарения? На ее взгляд, в обеих не было ничего хорошего.

И всё же, разделочная там доска или нет, Эмма не сомневалась, что её детство все равно было ужаснее.

— Похоже, твоя мама была просто очаровашкой, — вздохнула она и огляделась по сторонам.

Взглянула на свои руки. Ей захотелось накрасить на них ногти. У нее на ногах ногти были темно-синего цвета, Чёрч снова накрасил их накануне вечером. Но у него никогда не возникало желания заняться ее руками.

— Да. Однако это помогло.

Это заявление ее удивило. Он что, одобряет учиненное над ним насилие? Эмма снова взглянула на него.

— Что ты имеешь в виду?

— Крыша у меня поехала еще до того, как она начала меня бить, — уставившись в потолок, сказал Чёрч. — Иногда я думаю, каким бы стал, если бы она никогда этого не делала. Скольким людям я бы навредил? Чем громче я кричал, тем сильнее она меня била. Когда я научился молчать, побои прекратились.

— Она научила тебя это скрывать, — догадавшись, прошептала Эмма.

— Она научила меня прятать это в себе. Прятать всё. Потому что стоит упустить что-то одно, потом другое, и, кто знает, возможно, вместо своих мыслей и эмоций мне уже придется прятать трупы студенток.

Эмма нахмурилась, обдумывая его слова. Что-то в них было не так.

— Но… теперь ты говоришь, — подчеркнула она. — Ты мне улыбаешься. Ты даже пару раз смеялся. Ты ко мне прикасаешься.

Чёрч протянул руку и провел пальцем по её ноге. В его комнате было прохладно, обогреватель работал в полсилы. Ее кожа была немного холодной и влажной.

— Мне хочется прикоснуться к тебе прямо сейчас, — прошептал он.

— Ты можешь.

— Я знаю.

На мгновение ей показалось, что он хочет сказать что-то ещё. По тому, как он смотрел на её ногу. На её грудь. По тому взгляду, что снова возник у него в глазах, будто он по-настоящему её видел. Будто он её... ценил. Затем Чёрч убрал руку и отвел взгляд.

— Ты всё испортила. Вроде как всё разрушила, — вздохнул он. — Вот почему я позаботился о том, чтобы тебя не выперли из колледжа — чтобы быть как можно ближе к тебе. Теперь ты сдерживаешь всё, что есть во мне плохого. Когда ты просто ходишь где-то неподалеку, всё это тоже там с тобой.

Ого. Эмма этого не понимала. Всё, что есть в нем плохого. Какой подарок.

— Теперь, — продолжил он. — Вернёмся к тебе. Объясни мне, Эмма. Почему ты стала такой? Что с тобой сделал твой папочка?

— А что, если…? — ее голос затих.

— А что, если что? Ты боишься?

Эмма кивнула.

— Если ты меня поймешь, вдруг я тебе наскучу. Тогда тебе больше не захочется быть со мной.

— А что, если я пообещаю тебе, что такого не произойдет?

Чёрч не лгал. По крайней мере ей. Она снова кивнула.

— Хорошо.

Он наклонился к ней и обхватил ладонями ее лицо. О, она обожала его поцелуи. Эмма обожала все, что он ей давал, но их больше всего. Такие нежные, они позволяли ей заглянуть ему в сердце, которого, как он считал, у него нет. Ей удавалось разглядеть всё больше и больше. Мягкие губы прижимались к ее губам, слегка их покусывая.

— Обещаю, если ты когда-нибудь мне наскучишь, то никогда об этом не узнаешь, — прошептал он ей в рот.

Эмма знала, что это максимум из того, что он может ей дать, поэтому просто это приняла.