Я не смогла договорить, замолчав на полуслове. Брат кивнул, и указал на пузырек, притаившийся за свечой.
— Она сделала это сама.
Энтони взял в руки стопку писем, просмотрел их и продолжил, старательно контролируя себя:
— Бабушка оставила прощальное письмо каждому. Мне, дяде, тебе, Рини и даже Присцилле. Держи.
Он протянул мне небольшой конверт, который я машинально приняла. Сам сел на кровать и, сломав печать, углубился в чтение. Его письмо было самым большим — лист развернулся почти до колен, но Энтони прочел его быстро, и поднял глаза на меня.
— Арист де Рандан, его внук, собирающийся мстить… Это правда?
Я кивнула.
— Бабушка пишет, что виновата в смерти этой семьи, и хочет уйти из жизни сама, чтобы смыть свой позор. Она просит никому не рассказывать о причине своей смерти.
— Но…
— Мы так и сделаем, — в голосе Тони появились властные нотки. — Филипп — твоя пара?
Я снова кивнула.
— Значит, тебе он не причинит вреда. И все же…
Энтони заколебался, задумчиво смотря на меня, и шагнул ко мне. Взяв мои руки, сказал:
— У тебя почти не осталось магии. Истощила весь запас, пока добиралась сюда?
— Да. Два переноса, и до этого я сражалась с огненным магом…
Магия брата стала плавно перетекать ко мне.
— Что ты? Зачем, — пробормотала я. — Тебе понадобятся силы!
Я попыталась вырвать руки, чтобы остановить передачу сил, но брат держал мои ладони крепко.
— Энтони, ты сам сказал: Филипп не причинит мне вреда!
— Я не буду рисковать сестрой. При встрече с ним у тебя должны быть силы, — отрезал Тони.
Когда он закончил, я почувствовала себя всемогущей — вот сколько магии клубилось во мне. Тряхнув головой, я шагнула к выходу из комнаты, следуя за братом.
— Я к Рини, — бросил он. — Мы будем в гостиной. Хочу, чтобы она была на виду.
— Я выйду к воротам.
— Что? Нет!
— Да, — твердо сказала я. — Я смогу его остановить. Я поговорю с ним, расскажу о смерти леди Мойры. Разве ты не понял?
Несколько секунд брат смотрел в мои глаза, затем кивнул и порывисто обнял меня.
— Будь осторожна, сестренка. Не рискуй понапрасну, ладно?
— Ладно, — улыбнулась я дрожащими губами.
Поцеловав меня в макушку, Тони шепнул:
— Я люблю тебя, сестренка. Помни это. Ты — моя семья.
— Я помню, — заверила я его. — Я никогда не забуду. Никогда…
Ворота, ведущие в Рогорн — массивные, черные, с витиеватым узором, изображающим воронов, были призывно распахнуты. Я встала посередине, не решаясь сделать шаг и выйти за пределы внутреннего двора. Инстинктивно обернулась, бросив взгляд на центральные окна — где-то там сейчас Энтони успокаивает встревоженную Рини, нежно поглаживая еще не наметившийся живот супруги.
— Не зря я прозвал тебя воительницей.
Я стремительно повернулась, едва не вскрикнув — в двух шагах от меня стоял Филипп, такой же, каким я его запомнила прошлой ночью: в белой рубашке, улыбающийся, красивый. Мой.
— Пришла сразиться со мной? — продолжил он насмешливо. — Или твой брат выставил тебя сюда как щит?
— Я пришла не воевать, а говорить, Филипп.
Во рту пересохло — слова давались с трудом, я произносила их машинально, не отрывая взгляда от его лица. Сколько раз мне хотелось дотронуться до него, пригладить длинные, закрывающие мочки ушей, пряди, провести пальцем по впалой щеке, улыбнуться в ответ. Теперь, когда между нами больше не было той недосказанности, не было тех смятений и неуверенности, кто мы друг другу, я могла это сделать. И одновременно не могла.
— Говори, — разрешил он. — Я тебя слушаю.
— Леди Мойра мертва.
Он вскинул голову, посмотрел остро, недоверчиво.
— Мертва?
— Она покончила с собой. Написала письмо Энтони, в котором признала свою вину перед твоей семьей. Ты можешь убедиться в этом, если хочешь.
Он молчал, продолжая недоверчиво смотреть на меня, и я шагнула вперед.
— Филипп… Она мертва. Та, кто причинила твоей семье боль, уже никогда не откроет глаз. Нет нужды проливать кровь и нападать на тех, кто невиновен.
Он опустил взгляд вниз, и на секунду мне показалось, что он понял. Всего на мгновение я ощутила надежду, что Филипп одумается, и уйдет, не запятнав свои руки. Но…
— Старая дрянь решила меня обыграть, — рыкнул он. Я отшатнулась назад. — Ее смерть ничего не меняет. Единственное, чего бы я хотел — оживить ее, чтобы она своими глазами видела, как мучается ее второй сын и внук!
— Хватит! — закричала я. — Твоя месть не принесет ничего, кроме новой порции боли!
— А кто заберет мою боль? — заорал он в ответ.
— Я, — прошептала я. — Я заберу твою боль. Всю до последней капли.
Филипп отрицательно качнул головой и решительно двинулся вперед. В замок.
Я перегородила ему путь. Он взглянул удивленно на мои руки, трусливо дрожащие, на вздернутый подбородок, и спросил:
— Моя маленькая воительница, ты понимаешь, что тебе меня не одолеть?