Хороший вопрос. Помню семейную «Лолиту», гимн, вселявший больше страха, чем все гимны других семей, «Пристань гнева», который запрещалось петь женщинам (Скарлет и это не волновало).
– Особо никаких, – с поникшим видом сообщила я. Все ходы на случай затрагивания темы детства были продуманы, оплошностей быть не должно. Люди очень быстро составляют логические цепочки, – родители не особо мной интересовались, я много времени проводила с бабушкой. Она, похоже, была не особо этому рада.
Запахло понемного нарастающей яростью. Было сложно понять, от чего у него трясутся руки, от холода или эмоций, которые приходилось направлять только в руки. Меня это забавляло.
– А ты?
– М?
– Что про детство расскажешь?
Лучше бы я не спрашивала. Он так долго рассказывал о том, как хорошо было в детстве, мелкие и незначительные моменты, которые, якобы, сделали его в настоящем. Слушать было не противно, мне даже нравилось, но большой заинтересованности я не почувствовала. Все потому что был барьер. В жизни человека должны быть момент, когда он преодолевает себя и рушит этот барьер, чтобы общаться со всеми людьми и без страха рассказывать о себе. Но серьёзное всего было то, что представление души оставалось мутным. За столько времени можно было ее ощутить, попробовать на вкус, дать ей форму и очертание, но тут… или барьер был очень большим и плотным (что вряд ли), или я столкнулась с чем-то очень странным.
Если углубляться, то пожиратели душ бывали разными: бывали вампиры, к которым относилось большинство семей, оборотни, не имевшие тела и принимавшие человеческий облик, их было очень просто узнать, и самые опасные – демоны. Демоны жили одиночками среди людей, в отличие от вампиров, они были в человеческих семьях с рождения, и могли отобрать душу ребёнка ещё в утробе. Демонов становилось все больше, вся их опасность была в том, что они не ощущались как-то иначе, жизнь в человеческом теле приспосабливала к скрытию настоящей сущности, поэтому опасности не чувствовалось. Они убивали хладнокровно и безболезненно, не доставляя больших проблем, не рассматривая людей годам и совсем не мешкая. Мне редко приходилось думать о других нечистях, но сейчас я подумала, как низко опустилась перед демонами, хоть никто об этом и не знает. Будет смешно, если знает.
В заключение Валерий добавил, что с родителями он сейчас, к сожалению, не общается.
– Почему?
– Потому что не хотят, – и нахмурился, – дали деньги на обучение и дальше стало неинтересно.
– Так не бывает. Они, скорее, просто думают, что ты справляешься сам.
– Даже если бы я не справлялся, они бы не помогли.
– А ты справляешься?
Не понимаю, почему я это спросила. Кстати, демоны испытывали весь букет эмоций, дарованный человечеству, но их проблема была в том, что они не могли жить с человеком, какой бы сильной не была любовь. Люди рядом с ними быстро умирали.
Он посмотрел на меня чистыми глазами, от них мне стало холоднее.
– Да. Конечно…
– Судя по всему, помощь тебе нужна.
– Не столько помощь, сколько поддержка. Я жалко смотрю?
– Нисколько. Это хорошо, когда люди могут понимать, что с ними происходит и осекать себя. Но ты зачастил.
Он надолго замолчал, чуть ли не с головой заворачиваясь полусидя в одеяло, я все это время сидела, голова была пустой.
– Ты когда-нибудь работала с подростками?
– Вроде нет… не приходилось. Чтобы работать с подростками, нужно быть подростком, а я рано повзрослела.
– Чем это мешает?
– Не знаю, они меня пугают.
– Да кого они сейчас не пугают? Я хоть и не далеко от них ушёл, но гуляют они слишком часто.
– Гуляют в смысле…
Валерий выпутался из одеяла и сел на край дивана ближе ко мне.
– У моей соседки постоянно кто-то есть, они или пьют, или весь подъезд закуривают, или музыку до трёх ночи слушают. Я больше так не протяну, я так устал от Мияги!
Я засмеялась.
– Тебе же скоро тридцать, скажи им как взрослый.
– Я? Взрослый? Ты не представляешь, как сильно ошибаешься.
– А кто ты? Случайно выживший мальчик?
– И это тоже. Я не хочу чувствовать себя взрослым, хоть и приходится. Меня больше угнетает цифра в паспорте – тридцатник. Типа, «тебе уже тридцать, когда перестанешь ныть», или «когда женишься?».
– Кто так с тобой?
– Учителя, соседи…
– Те, что запустили детей?
– И эти тоже. Я не знаю, если заводить детей, то только с тем, в ком ты уверен, и нужно быто уверенным в себе, я прав?
– Абсолютно.
– Быть уверенным мне не в ком, а в себе тем более.
Я помолчала.
– Как ты дожил до 29 лет?
– Я задаюсь тем же вопросом, – он достал незнакомые мне сигареты и вспыхнул зажигалкой. – Ничего же, если я не буду курить в раскрытое окно?
– Я жила с постоянно курящей девушкой, дыма почти не чувствую.
– А ты не куришь?
– Нет, и не хочу.
– И правильно. У тебя красивый голос.
Меня это тронуло.
– Правда?
– Да. Лесть уместна только для глупых, а тебя не проведёшь. У меня отличный слух и на фальшь, и на голос, и на талант.
– И какой у меня талант?
– Художественный.
Он смотрел на меня расслабленно и как не в чем не бывало, я объедала его взглядом так, будто он человеком и не был.
– Что ты сказал?