Чёрное солнце

Я секунду думала, как сказать ему об этом, чтобы он развернулся и больше никогда сюда не приходил.

– Алису Вы больше не увидите.

– Это почему же? – воскликнул он.

Я многозначительно на него посмотрела. Он ахнул, опираясь о дверной косяк, так и хотелось пальцы отдавить.

– Это плохо, очень плохо. Я был ее куратором в галерейке, где она продавала свои художества, – так грязно о ней не говорил ещё никто. – Могу я взглянуть на завещание?

– Какое завещание может быть у повесившийся двадцатипятилетней художницы?

– Тогда сразу на картины, – и, оттолкнув меня легонько в сторону, вошёл в квартиру.

Я обомлела, но не долго думала, и прижала его за горло к стене.

– Знаешь что, ты, дурак пустоголовый, если следствие подтвердит, что на умерла от ваших чертовых дидлайнов и гнета начальства, я тебе обещаю, ты не то что в тюрьму отправишься, я тебе такое устрою, что ты пожалеешь, что родился. Ещё раз тебя увижу – умрешь мгновенно. Понял меня? Ну, беги же, птица вольная! Счастья, подонок! – и вышвырнула его из квартиры, он покатился на лестницу, цепляясь за перила.

Я захлопнула дверь и почувствовала удовлетворение. Как существо не назови, оно все равно будет испытывать удовольствие за страдания других.

Я тихо зашла в мастерскую Алисы, там около пустого пакета с кормом лежала ещё живая кошка. Она не выходила отсюда с пятницы, когда я кормила ее в последний раз. Мэгги научилась выживать, ловила птиц, воровала еду, в общем, я знала, что она не пропадёт. Пушистая Сибирская серая кошка подняла голову и с жалобным мурчанием прошла между мольбертами ко мне. Она меня не особо любила, не могла свыкнуться с тем, что я вампир, но сейчас ей нужна была капля сострадания, тот, кто мог бы оплакать с ней хозяйку. Картины Алисы были живы. Они по-прежнему смирно выполняли своё дело, и ждали часа окончания. Но вряд ли они его дождутся.

По очень старой не изученной технике вампиры могли поедать души хозяев через вещи с очень концентрированным остатком души, не зря говорят «душу вложил в свои старания». Думаю, картины входят в число немногих объектов, которые можно было поглотить, я была достаточно опытной, чтобы выполнять те операции, которым обучена не была.

Я вынесла на всякий случай одну из моих любимых законченных картин (потом ещё одну), потому что поглотиться могло все, и выставила за дверь кошку. Как только я закрыла глаза, ощутился холод и густая темнота, я коснулась отчетливо ощутимых мазков масла пальцем, и руку пронзил блаженный электрон души, струей окутавший тело. Самое интересное в поглощение душ – момент поедания, ты не почувствуешь его больше никогда, поэтому наслаждайся, как только можешь. У Алисы мягкая с кислинкой душа, сладкая, если потрогать – пушистая и плотная как шерсть северного оленя. В ней нет злобы и намеренной ненависти, в ней меланхолия, усталость, местами горе, и страх. Едва заметная нотка страха, который сам-то не уверен, есть ли он. Вкус души можно создать самостоятельно убеждениями.

Вкус картин был очень разнообразным, он не мешал душе, а наоборот дополнял, шёл как-то мимо, вмешиваясь лишь иногда, ведь это душа, а картина тут на втором плане. Она имеет большее значение у глупых художников, рисующих ради денег и славы, не знающих, что они пишут. У таких картин и вкус грязнее. Как у гнили. Таким и отравиться можно.

Когда я открыла глаза, комната стала светлой, окно будто бы стало шире, давая свету свободней проникать и отражаться от светлых обоев. Все холсты были чистыми, но уже без грунтовки и местами порванные. Рука тряслась от напряжения. Я знала, что я сделала, Алиса никогда не хотела бы, чтобы ее картины попадали в руки непонятно кому. Я оставлю это навсегда в себе.

У меня подкосились ноги, и я засмеялась. От такого блаженства и эйфории хотелось броситься в окно, но не для того, чтобы умереть, а чтобы испытать БОЛЬШЕЕ наслаждение и довести себя до точки, взорваться, узнать то, чего не видел никогда, увидеть раз яркую картинку и сразу же забыть. Оказывается, чтобы жить, не нужно убивать людей, достаточно наслаждаться их душой через творчество, через их общение, несильно упиваясь сладким даром души. Все это время не обязательно было кого-то убивать. Но я поняла это слишком поздно. А может, как раз вовремя, если учесть все, через что мне пришлось пройти.

Болезни как небывало, все сразу же исчезло, мутация прекратилась (мне было страшно пользоваться этим словом, тем более о себе, но теперь все позади).

В пять кто мне в дверь позвонили несколько раз, да ещё и постучали, чтобы точно услышала.

– Ты чего такая веселая? – настороженно спросил Валерий, заходя в квартиру.

– Я думала, ты не придёшь.

– Почему?

– Ну, как по классике, сидишь весь день, ждёшь его, никуда не выходишь, а он не приезжает.

Он фыркнул.

– А ты чего такой хмурый?

– Меня к отчислению готовят.

– За что?!

– За пропуски. Сделали «последнее китайское предупреждение», – передразнил он противным голосом женщину.

– И что ты будешь делать?