Чёрное солнце

– Долги по учебе раздам и с учителями нужно отношения налаживать, – он со вздохом сел за стол, – это тебе не с Гавриловым у него дома мясцо есть. Там все сложно и серьезно, ну… как серьезно, они все там музыканты великие, преподаватели первоклассные, а ты так, червячок криворукий, первый раз смычок в руки взял.

К нему на колени прыгнула Мэгги и положила лапы на плечи, обнимая, и мурлыкая. Он сразу ей понравился.

– Крутая у тебя кошка. Да и живешь ты ничего так.

– Я сюда переехала, когда все это уже было, тут моего мало, – ставя на стол чашку чая, сказала я. – Будешь пирожные?

– Я покупные не ем. Из принципа. Какие у тебя принципы?

Я задумчиво села напротив.

– Я… не ношу юбки выше колена…

– А вчерашнее платье было не в счёт, да? – он перебил, хихикнув. – Извини, что перебиваю, я ожидал тебя увидеть в более открытой одежде, что ли?.. – я странно на него посмотрела, – ну, я имею ввиду, кто будет ходить дома в толстом тёплом свитере, кстати, у тебя тепло очень, и таких хороших штанах.

Штаны у меня были атласные, мне очень нравился атлас, но в город их не наденешь, смотрелись они как пижамные.

– Я.

– Это я уже понял. Про принципы.

– Не ношу короткие платья, не читаю современные книги, очень редко пишу в электронном виде и не езжу на такси.

– Ну про современные книги все понятно, а пишешь ты что?

– Меня очень часто принимают за писателя, только по внешнему виду, но на самом деле я никогда этим не увлекалась всерьёз, слишком мало жизненного опыта.

– Моцарт начал играть в шесть лет.

– Я не Моцарт. И не гений.

– Я ничего не сказал про гения.

Повисло молчание.

– Сахара подсыпать?

– Нет, обойдусь.

Валерий встал и открыл холодильник, протяжно и устало простонав, не найдя там ничего съедобного.

– Ты ешь хоть иногда?

– После вчерашнего не хочется.

– Сейчас пять часов вечера!

– И что, я могу не есть днями!

– А врачам потом лечи тебя.

– Я патологоанатом, почти…

– Ага, вот именно, что почти. У тебя есть мука?

– Должна быть.

– Значит доставай. С какой начинкой ты пирог будешь?

– Да мне без разницы… выбор не такой большой, есть груши и вишня.

– Два моих любимых продукта.

– Смешаем? – я подняла глаза.

– Смешаем, – заговорщически посмотрев на меня вниз, спустя долгое мгновение раздумий, ответил он. – Может, есть ещё лимон?

– Нет, на такое я не пойду.

– Лимон просто мой безусловный фаворит, я его люблю больше вишни и груши.

У меня была привычка пробовать сырое тесто, пока Валера не видел, я попробовала его кончиком пальца, оно было вкусным настолько, что мне сильнее захотелось поесть готового пирога.

Стемнело. Кухня наполнялась приятным сочетанием совершенно разных ароматов, но выходило просто потрясающе. Стало теплее, дома было тихо.

– Ты была в Питере?

– Неа.

– А хочешь?

– Не знаю, у меня сейчас планов особо нет.

– Ну как знаешь, я в пятницу поеду к другу на день рождения, дня три мы там точно пробудем.

– А жить где?

– Ну, квартира-то у меня есть.

Он был абсолютно серьёзен.

– Прости за нескромный вопрос, откуда столько денег?

– Родители меня содержат, деньги-то они мне дают, хоть и нехотя.

Я снова задумалась.

– У тебя будет время подумать, можешь хоть в пятницу дать ответ, только утром. Я просто вижу, как тебе в Москве тоскливо, ищешь-ищешь старину, а найти не можешь. За искусством в Питер.

– Ладно, я подумаю. Обязательно.

– Можешь даже не ходить со мной везде, но в 10 нужно быть уже дома.

– Ты предлагаешь мне жить у тебя?

– А ты знаешь другие варианты?

– Множество.

– Нет, ну тогда получается фигня: я тебя привожу, и оставляю на произвол судьбы. Я так не поступаю.

– Из принципа?

– Нет, никогда, потому что ты того стоишь.

– Чего?

– Всего.

Впервые «всего» не звучало, как отмазка.

Я поправила сползшие очки.

– Ты похожа на Велму из «Скуби-Ду», и на Дафни волосами.

– Дафни рыжая.

– Я знаю, но у неё волосы более пышные и длинные, чем у Велмы.

Я ещё не сравнивала себя с героями сериалов и мультиков, руки что ли не доходили.

– Можно посмотреть твои комнаты?

Я встала с дивана.

– Можно, но моего тут не так много. Две из них уже превратились в отдельные музейные комнаты.

Мы вошли в первую, некогда принадлежавшую Алисе. На подоконнике засохшие гортензии, по комнате разбросаны вещи, всюду больные наброски и болеутоляющие. Комната моего друга за неделю-две до его смерти чем-то была похожа. Валерий поднял раскрытую страницами вниз книгу с расправленной кровати. По розовой обложке узнавалась Джейн Эйр. В комнате пахло дорогим английским ароматом, которым она пользовалась по особым случаем, и было холодно, на удивление. Пылающие алые розы, которыми она когда-то расписала дверцы шкафа, затухли, вряд ли уже зацветут. На столе были раскиданы бумаги, она давно перестала в них разбираться. Я подошла к столу, на нем лежало разбитое небольшое зеркало. Наверное, к суициду она шла долго.