Чёрное солнце

– Жизнь полна сюрпризов, поверь мне, я прожил шестьдесят пять жизней от и до. В одной даже убил сестру… набор генов был плохой.

– Ну да, само собой.

– Так ты поедешь?

– Не знаю, – я потянулась, – ехать долго, да и вряд ли на машине. Да и дела у меня незаконченные есть.

– Да какие там дела, Гаврилов тебя полгода трогать ещё не будет, а я тебя с семи лет не видел. Знаешь, как тяжело среди людей, которые никогда тебя не поймут и даже не захотят, когда ты был предан семьей, всеми, кто тебе был дорог и самим собой? Я был очень рад, когда узнал, что буду иметь дело с тобой. Так рад, как не был никогда за всю сознательную жизнь.

– Ты так говоришь, будто я твоя родственная душа, души не имея.

– Кто научил тебя не верить?

– Семья. Я – их самое большое разочарование, подававшее самые большие надежды. Ты не знаешь, как там мама?

– Нет, ни с кем давно не связывался. Поехали, пожалуйста. Я так не хочу сидеть тут. Ещё советую тебе это все сжечь.

– Как-нибудь в другой раз, когда будет потеплее.

– Ждёшь, пока они начнут преобразовываться в материю?

– Ни разу такого не было.

– Мне-то ты не рассказывай. Ладно, как вернёмся – от всего избавишься.

– А когда мы вернёмся?

– Ну, времени у нас много, но не настолько, чтобы говорить «когда захотим», жить у меня вечно ты не можешь.

– Ты все ещё можешь меня убить?

– Если ты про ограничения, то они не действуют, я тебе больше скажу, разным видам теперь можно кровь смешивать, а жить подавно.

– Демократия, – ответила я недовольно. – Брать что?

– Одежды много тёплой. Вряд ли у меня дома тепло сейчас будет.

– Погоди, а как же твоя учёба, отчисление?

Он улыбнулся.

– Не учусь я нигде, это для вида было, а все струнные инструменты я ещё в 15 лет освоил.

Определить человека можно по одному простому вопросу: «ты спасёшь предателя, или того, кто предаст тебя?». По самому ответу решаешь сам – нужен он тебе или нет, здоров ли он, болен ли? Очевидно, так можно легко определить внутренний конфликт, борется ли человек, забыл ли он, злопамятен, или наоборот, очень дальновиден, умен, и не любит быть обиженным.

11

Ночь. В машине играет душераздирающая музыка, давно затерянные мелодии, растворившиеся в резвом потоке перемен.

Мэдоку молчал.

– Меня пугает твое молчание. Над чем ты думаешь?

– Над тем, что все мы выдумка одного человека, а схожие черты характера в людях из-за того, что у него не хватает на всех фантазии.

– Ясно.

– Ты платье взяла?

– Надо было?

– Ну, ты хоть какое-нибудь взяла? Друг-то у меня реальный, и день рождения будет тематический, 19-ый век.

– Ну, брала что-то. А он тоже вампир?

– Нет, больше двух друзей-вампиров слишком много. Они тебя порвут в конце концов.

– От ревности?

– А ты сама-то часто ревнуешь?

– Ещё не было.

Он кивнул:

– Это пока.

Мэдоку сменил скорость.

– Какие из острых ощущений тебе нравятся больше?

– Убийства в людных местах.

Фонари освещали трассу. Это был прямой путь от Москвы до Питера, самый удобный и, наверное, веселый из вариантов.

– Расскажи.

– Однажды я убила ученого на конференции, он сидел, а я была сзади, сделала аккуратно прокол, и через полчаса он был готов. А какое у тебя самое эпичное убийство?

– Ты уверена, что хочешь знать? – это было предупреждение.

– Ты считаешься со мной?

– Берегу твою психику.

– Или готовишь к чему-то.

– Или это. Я сам не знаю. Я стратег только когда дело касается работы и тёплых душ.

– Вот так просто… тебе не кажется, что ты слишком дёшево себя продаёшь?

– Нет, не кажется, я слишком хорошо и чисто делаю свою работу. Узнаешь, когда дело дойдёт до финала.

– У тебя и термины литературные?

– Зачем? Музыкальные.

Совсем скоро мы въехали в город. Мне даже показалось, что до квартиры мы ехали дольше, чем от Москвы до Питера. В квартире, как и ожидалось, было холодно.

– Я сплю на диване, – сразу заявила я. Мэдоку посмотрел на меня так, будто видел впервые.

– Тебя никто и не приглашал, от тебя ничего кроме холода и отмороженных ног не дождёшься.

Я не стала отвечать.

Единственный диван стоял посреди комнаты между спальней и кухней. Интерьер был авторским, составленным по кусочкам на протяжение всей жизни в квартире. Не сказать, что граф жил бедно, было две комнаты, просторная спальня вмешала в себя и кровать, и большой рабочий стол, три книжных полки, один стеклянный книжный шкаф, в общем, совмещала и кабинет, и спальное место. Во второй комнате стоял шкаф, который Мэдоку упорно называл платяным. Кухня была простой, но невзрачной ее назвать было нельзя, в ней чувствовалась неидеальность человеческой души, лёгкие пороки, вопросы, слабый отпечаток одиночества. Несмотря на всю простоту без ярко выраженных отметин богатства (а он мог), кухня, да и вся комната в целом смотрелась неплохо, из-за порядка, мягких приятных оттенков мебели и вещей. Мэдоку, может, и не лучший человек, но об обустройстве дома и убранстве он мог позаботиться.

Я долго не могла заснуть. На потолке отражались ровные и гладкие ветки старого дуба, едва достающего до окон второго этажа, он ещё вырастет. Ветер слегка колыхал его и без того подвижные ветви, казалось, они все мелко подрагивают.