Чёрное солнце

Розоватый свет от фонаря нежно ложился на потолок, трещинами покрываясь от тени веток. Такую красивую тень я видела впервые в человеческом мире. Потом я поняла, что дело в старом потолке. Суть квартиры не в том, что она двухкомнатная, а в том, что в нем высокие потолки и обои с прошлого века. При свете ночи было трудно понять его старость, но уже оказавшись внутри можно было все почувствовать.

При свете утра, когда я проснулась от звука убегающего с плиты кофе, комната казалась ещё более уютной и тёплой. Небо было мутным и тёмным, ближе к кухне даже горел свет.

– Я не хотел тебя будить раньше времени, – на Мэдоку были какие-то молочного цвета хлопковые штаны (а ещё сам меня ругал за внешний вид) и красный атласный халат, напоминающий кимоно, – будешь кофе?

– Неси сюда.

Он принёс вместе с молоком в отдельном приборе, с сахарницей, и туркай. Он всегда был идеалистом, и страдал от этого. Это одно из многого, что я поняла из писем, которые мне читал Клод, причём, неохотно, и я понимала, почему.

– Ты будешь философствовать?

– Да, – ответил он так, будто бы хотел начать, садясь напротив в позе лотоса. – А ты что-то имеешь против?

– Нет, просто в последнее время философии в моей жизни очень много.

Мэдоку посмотрел на одеяло.

– Ты как под одним пледом спала? Я под одеялом в кофте замёрз.

Я пожала плечами, будто для меня это было естественным.

– Куда пойдём?

– Туда, где минимум людей. У тебя есть такие места?

– Некоторые галереи, маленькие музеи, библиотека. Смотря, как ты собираешься меня анализировать, – он по-лисьи на меня посмотрел.

– Ты не представляешь для меня угрозы, зачем мне тебя изучать? Ты же сам настоял на том, чтобы вместе провести время.

– Я этого не говорил.

– Но ты хотел.

– Если ты будешь так со всеми спорить, то никогда не выйдешь замуж.

– Я не собираюсь замуж за кого попало, да и поздновато уже, не думаешь?

Он помолчал.

– Все должны искать себе подобных, люди – людей, нежить – такую же нежить. Не должен вампир не по своей воле приходить в мир людей и следовать их правилам.

– Кого ты ругаешь, а кого оправдываешь?

– Оправдания – это не мое. Я никогда этим не занимаюсь. Вообще, я, как исполнитель, всегда на нейтральной стороне, но иногда могу встать на сторону жертвы, очень редко, когда это подросток или женщина.

– Демонам легче анализировать людей, я просто этим не занимаюсь. Мое дело маленькое. Убить и раствориться.

Мэдоку не стал ничего отвечать, долго смотря в точку и опершись головой о спинку дивана.

– Почему ты хочешь именно в безлюдное место?

– Я слишком давно не вела себя естественно, в мире людей это слишком дико.

– Ты хочешь заедать йогурт чипсами и читать Гоголя на китайском? – Мэдоку подавил смех. Ничего смешного я не видела.

– Нет, не совсем.

Многие неприемлемые в человеческом мире вещи были естественными для быта вампиров: они дарили серебряные украшения детям до десяти лет, дамам забальзамированные запястья земных красавиц вместе с перстнями и браслетами, а господам глаза грешников, которыми они в последствие играли в бильярд. Отвратительнейшие обычаи, я ненавижу серебро, и не нравиться оно мне начало задолго до того, как мой туалетный столик стал трещать от количества колец, ожерелий и браслетов из чистого серебра.

Завтрак в поместье вампиров не начинался, пока не придут все члены семьи. Детям на завтрак подавались невкусные тягучие каши, от которых мутило при одном лишь взгляде, малиновое варенье тем, кто отличился на неделе (хорошо или плохо – догадывайся сам), это было как чёрная метка, по крайней мере, для Клода, не было ни дня, когда он не ел бы малины, и причина всегда была видимой.

Каждый ребёнок после 7 лет съезжал от старших, и жил в своей комнате, ему предоставлялись горничные и гувернеры, редко няни. У меня была милая шестнадцатилетняя девушка необычайной красоты, непонятно каким образом попавшая в рабство и подаренная нам семьей Тиффанс. Мелоди была со мной всегда, сколько я себя помню, она была мне милее родителей, помогала нам собирать вишню в саду… а потом ее внезапно не стало. Из-за провала в памяти, возможно, спровоцированного родителями, я не помню, куда она делась.

– Поехали на метро, сегодня на улице тепло.

Я пожала плечами.

– Смотря куда мы поедем.

– Где-нибудь пошатаемся, есть классный район, где много интересных магазинов и пекарен, там же и петровские улицы, старый Питер, короче, тебе понравится.

– Если не понравится – я тебя съем.

Он просмотрел на меня, чтобы убедиться, что я не шучу.

– Договорились.

В метро было много студентов, не знаю, куда они пытались успеть в 10 часов, у каждого тут свой распорядок дня. Сравнивать два города было не в моей власти, я слишком слабо и расплывчато оценивала индивидуальности и тонкости мироздания двух столиц. В обоих можно было найти уют с правильными людьми.

– Где шапка? – прошептали мне в ухо весьма угрожающе, что шум метро стал более тихим и блеклым.

– Дома.

– А лодыжки почему голые?

Я боялась поднимать глаза.

– У меня нет других штанов.

– Значит пойдёшь и купишь себе нормальные.

– Хорошо.