Чёрное солнце

Мы долго ещё сидели молча. Мэдоку перевернул страницу с загнутым уголком и сразу передал мне.

– На, почитай отсюда, – он показал мне пальцем со второго абзаца.

Состаренные страницы пахли лимоном, обложка была обтянута тканью. Он читал ее не в первый раз, судя по тому, что отметка карандашом и загиб на страницы были сделаны в разное время. Я начала читать:

«Всем идиотам, которые говорили, что школа делает из людей идиотов я позволял себе плевать им в лицо. Идиотами делали американские школы, где учителя не думали об образование детей, преследовали свои какие-то странные цели, грезили о чём-то постороннем, что, конечно же, недопустимо. Школу с недавних пор принято считать местом отвратным, где всех косят под один шаблон, но происходит это далеко не в каждой. Школа – это коммуникация, это первый большой мир, в который попадает ребёнок, будущий человек, где для хорошей жизни есть все условия: соперничество в умеренном объеме, отличное образование, подготовка к дальнейшим учебным заведениям, общение, общество, которое ищет намеренно в каждом отличительные черты, которые не нужно зарывать в землю. Никогда нельзя пренебрегать учительским трудом, он бесценен. Учитель выигрывает войну, я так скажу. Те сорок минут, что даются на посвящение ученика в необыкновенный мир отдельного предмета, дарят невероятное чувство, полное погружение в тему, искру, которой стоит добиваться. Искра передаётся от учителя, если преподаватель ее не даст, ответной искры ждать нет смысла. Учителя – первые рассказчики, никакие писатели, журналисты, публицисты не сравнятся с умением подать трепещущему уму захватывающий материал так, чтобы он заинтересовал, зажег, дал толчок. Если ему это удаётся, то это достойно уважения.

Учителя не заслужили неуважения, как люди, открывающие мир, могут терпеть нелюбовь и унижения, что ещё страшнее. Это самый честный и искренний труд, где все зависит от амбиций, желания и резонов делать это каждый день. Не ради денег, всемирной позорной славы или завоевания чьего-то доверия, любви, внимания… это самые честные и бескорыстные люди, которым взамен многого не надо.

Школа относится к тем местам, где проверяется каждый, насколько кто силён духом. Люди там разные, слабость заработать легче легкого…»

Мне все стало ясно еще на середине страницы. Я дочитала до отметки и усмехнулась, передавая книгу обратно.

– Не слишком ты шифруешься.

– Нет, почему, для 98-го года же нормально. Последний год жизни Дмитрия Жуковского и год рождения Валерия Кравцова.

– На мой взгляд это самое что ни на есть субъективное мнение. Не особо все обосновано, не удивительно, но не пошло дальше городской библиотеки.

Мэдоку ужасно обиделся, но не подал виду. Не скажу, что мне хотелось его обидеть, мне просто нужно было что-то сказать, а из учителей я знала кроме Алисы и Марины только домашних гувернеров, и хуже них людей я не встречала. Хотя, они людьми-то не были, но это не помешало им оставить ужасный отпечаток у меня на душе.

Домой, уже под вечер, мы ехали молча. Холодный однотонный закат сковывался над крышами домов района, уже ставшего для меня родным. Мы купили острой пиццы и мохито со льдом из пиццерии напротив. По словам Мэдоку, это заведение настолько старое, что он ел тут подростком в 76-ом году.

В квартире было тихо. Мэдоку глухо тыкал мышкой, смотря в экран ноутбука. Я старалась не издавать лишних звуков. Чтобы не мешать ему и не нарушать идиллию. Думая, что он меня не видит и не слышит, я решила зайти в его комнату. Смысла в этом не было, но мне хотелось испытать экстатическое наслаждение, зайдя в его личное пространство, контролируемое украденной душой. Но ничего особенного я там не увидела и даже не почувствовала. Душу Мэдоку можно было увидеть лишь под призмой призрачного света, которую он создавал демоническим характером, привычками, даже настроением. Душа была непостоянной, вредной, сухой, но это был самый безопасный из вариантов. Во всем многообразии душ Питера вероятность встретить абсолютно чистую была меньше вероятности возвращения чумы. Хорошие души были, но, скорее всего, воспитанные, не без своих демонов на поводке. Эксклюзивные, повидавшие такие страдания, что научившиеся сдерживать себя с таким обманом, что удавалось обмануть даже пожирателей душ. Такие не очень хотелось брать для себя, нужно было что-то повкуснее, поспокойней.

Я скоро вышла из комнаты и села на диван. Мэдоку в ноутбуке не занимался ни чем годным, терял время.

– Я знаю, что ты думаешь, – сказал он, монотонно, не отвлекаясь от экрана.

– Что? – секунду выждав, спросила я.

– Что я глупый, – он закрыл ноутбук, – может быть и так, честно, Кэсс, мне не хотелось становиться человеком, это ещё хуже, чем быть демоном. Мне не повезло с душой, но за тебя я спокоен. Мой наниматель подобрал тебе лучший из вариантов.

– С каких пор ты за меня так волнуешься? Тебе вообще не должно быть интересно.

– Фу, как скучно, – фыркнул он, я почувствовала усталость в его голосе, которую он, почему-то, пытался всячески скрыть и замаскировать, – я ожидал от тебя более глубокой мысли.