Чёрные крылья

Перед моим взглядом открылся длинный и узкий коридор грязно-бежевого цвета. Стены его были через равные промежутки усеянными массивными полуовальными лампами в решётчатых ободах. Связывались они суровыми в палец толщины чёрными проводами, по которым давным-давно не тёк ток. Слева от входа в стене на уровне пояса виднелась маленькая серенькая дверь, ведущая, очевидно, куда-то в техническое помещение. Именно так выглядел план «Б» для старых советских бонз. Длинный слепой коридор и маленькая дверь. Ставлю свою любимую винтовку против рейхсмарки, что дальше мне встретятся и пулемётные точки, и подземные арсеналы, и многоуровневые системы защиты, способные выдержать даже ядерный удар, о возможности которого в то время даже не подозревали. И всё это вкупе с целой железной дорогой и скоростными составами, готовыми увезти своих высокопоставленных пассажиров как можно дальше от огненного фронта войны. Абсолютный путь к спасению, которым так никто и не сумел воспользоваться. Более чем наглядный памятник всей советской эпохе.

Первый контрольно-пропускной пункт я встретил сразу после того, как прошёл коридор насквозь. Он действительно оказался очень длинным и пустым. По нему наверняка предполагалось или бежать, или идти очень торопливым шагом, не обращая внимания на такие мелочи, как повороты и проверка документов. А вот место, куда я вышел, было одним из тех самых дотошных и кровососущих помещений, так ненавидимых всеми разведчиками мира. Широкая будка с арсеналом, проводным телефоном и оборудованная собственным пулемётным гнездом. Солидное помещение. Готов спорить, что оно вполне могло, если бы довелась такая возможность, выдержать прямой штурм. Последняя линия обороны, отчаянный арьергард, призванный задержать погоню настолько, насколько это было возможно. Правда, этому КПП так и не удалось послужить по прямому назначению. Пулемёт, который, очевидно, должен был устанавливаться на станок, отсутствовал, наверняка прихваченный одним из бойцов генерала Ефремова, который до последней капли крови дрался в окружённой Москве. Половина арсенала, который в лучшие времена комплектовался десятком винтовок Мосина, теперь располагал лишь тремя экземплярами, чудом не попавшими в руки солдат. Никаких скелетов, трупов и не до конца разложившихся мумий. Всё чисто и стерильно. Если бы не толстый слой пыли, легко можно было бы спутать с больничной палатой.

Зато в помещении были сапоги. Были они, правда, достаточно специфические, от комплекта ОЗК[1], две штуки которого обнаружились в крепком металлическом шкафу, стоящим сразу напротив пулемётной точки но, тем не менее, они были. Одна пара даже оказалась мне почти впору. Что может быть лучше добротных армейских сапог после изнуряющей пытки мокрыми ботинками? Только секретные документы, обнаруженные на месте журнала посещений, обязательного атрибута таких помещений.

Правда, в этот раз моя удача дала сбой. На месте журнала оказался именно журнал, ни больше, ни меньше. Из него я, например, узнал, что двадцать второго марта одна тысяча девятьсот тридцать девятого года старший механик Иван Фёдорович Новосёлов с номером допуска двадцать два проводил плановые технические работы по обслуживанию оборудования станции подземного комплекса «Метро-2». Полезного ничего там не было. Впрочем, я не собирался устанавливать жизненный путь верхушки ОГПУ. Особенно, если он и так известен. Генрих Ягода, последний народный комиссар внутренних дел СССР нашёл свою бесславную кончину в каком-то овраге под Чебоксарами, расстрелянный, как и почти всё тогдашнее советское правительство, по приказу Жукова. Эвакуировался из Москвы он, кстати, вполне стандартным способом. Зато, в той же тумбочке, где лежал журнал, я нашёл небольшой фонарик с динамо-машиной, чему несказанно обрадовался. Немного потрещав, сжигая давнюю налипшую пыль, фонарик выдал хоть и тусклый, но достаточно широкий луч света. С ним моя задача сильно облегчалась.

Продолжая без остановки жать на рычаг, вырабатывая электричество, я резко открыл дверь КПП, которая, в отличие от своего более массивного собрата, издала жуткий и мерзкий скрип. Окинув последним взглядом помещение, подарившее мне драгоценные сапоги и фонарь, я отправился дальше, прямо к металлической винтовой лестнице, ведущей на верхние уровни. Винтовку, несмотря на всё страстное желание, брать не стал. Патронов к ней я так и не смог обнаружить.

* * *

Зря. Всё зря. Весь мой путь, все грязные канализационные воды Казани, все побеги от эсэсовцев, леденящее душу тупое равнодушие Ижевска, перестроенная, разделённая на районы Москва, отросшая в целях конспирации борода – всё это оказалось бесполезным. Здесь ничего нет, ничего, кроме пыльных бумаг и старой памяти.