Чёрные крылья

– Боюсь, герр Гейдрих, новости не слишком радужные, – смотря прямо в глаза эсэсовцу, начал Георг Вильгельм, – мои надёжные источники, которые ещё ни разу не подводили нас с вами, сообщают, что Геринг, покинув ежегодные учения Люфтваффе, сегодня прибыл в Столицу Мира Германию, для срочного совещания в Фольксхалле с рейхсминистром Геббельсом. О чём они говорили, доподлинно неизвестно, однако из закрытого кабинета, недоступного, к сожалению, для наших подслушивающих устройств, оба вышли в весёлом расположении духа, а перед отбытием рейхсмаршала пожали друг другу руки. После этого восемнадцатый авиационный корпус, личная гвардия Геринга, покинул аэродромы близ Бранденбурга и сейчас находится в процессе передислокации на юг, куда-то рядом с итальянской границей.

– Что думаешь по этому поводу? – задал вопрос Гейдрих. Конечно, для ответа не нужно было быть семи пядей во лбу, и шеф гестапо это прекрасно понимал, однако ему хотело ещё раз проверить своего доверенного агента.

Георг пожал плечами. Это была единственная форма неуставного ответа, которую он себе иногда позволял.

– Вывод напрашивается сам собой, – развивал мысль молодой эсэсовец. – Геринг с Геббельсом пошли на мировую. Как только стало ясно, что без боя рейхсмаршал не готов уступать место приемника фюрера, восемнадцатый корпус постоянно находился в шаговой доступности от столицы. Сейчас же, сразу после совещания, он вдруг отбывает в Альпы, якобы для предотвращения новых итальянских провокаций, которые с недавних пор приобрели регулярный характер. К тому же, рейхсмаршал ещё со времён Великой войны страстный фанат авиации, которая с тридцатых годов, после прихода Адольфа Гитлера к власти, находится полностью в его руках. Оторвать его от учений могло лишь что-то по-настоящему судьбоносное. Например, мировое соглашение с рейхсминистром пропаганды, его главным конкурентом в борьбе за власть.

– А что Гиммлер? – не меняя положения, ровным голосом спросил Гейдрих.

– Пока ничего конкретного сказать не могу. Его секретарь, однако, только что доложил, что рейхсфюрер СС заперся у себя в кабинете, с просьбой не отвлекать его от «письма доктору Геббельсу с поздравлениями в связи с окончательным примирением лучших людей рейха». Очевидно, что о совещании ему тоже известно. Ясно также то, что мировая неизбежна, если уже не произошла.

На лице шефа гестапо не отразилось ни одной эмоции, однако внутри у него бушевал самый настоящий пожар. Его хитроумная комбинация летела ко всем чертям! Он связывал большие планы с грядущей гражданской войной, которая неминуемо бы разгорелась между двумя главными претендентами на место фюрера. Мало того, он сам сделал некоторые шаги, для того, чтобы это война из разряда «возможного» перетекла в разряд «неизбежного». Но старый боров Геринг струсил, пошёл на попятную, удовлетворившись, наверняка, своим нынешним хлебным местом рейхсмаршала, которое косолапый Геббельс пообещал ему оставить. Впрочем, ничего удивительного. Расклад сил был явно не в его сторону: за Геринга выступал лишь вермахт, да и то не полностью, партия и народ же был, в основном, на стороне министра пропаганды, сделавшего себе имя своими пламенными речами. Рейнхард, впрочем, надеялся, что жадность в мозгу старого наркомана пересилит здравый смысл, и он хотя бы попытается. Однако всё пошло наперекосяк. Скорее всего, свою роль в этом событии сыграли участившиеся провокации на итальянском фронте, показавшие, что немецкая армия уже не столь сильна, как раньше, в отличие от врагов рейха.

Как хорошо, что за годы беспощадной внутрипартийной грызни Рейнхард Гейдрих приучил себя всегда иметь план «Б». Особенно в таком важном деле, как спасение Отечества. Перемирие Геринга и Геббельса это, конечно, неприятно, но на каждое перемирие найдётся своя радиостанция в Глайвице[1].

– Что-то ещё? – спросил Гейдрих, когда Вальтек-Пирмонт закончил высказывать свои соображения.

– Много мелочи, но ничего сильно интересного, кроме одного. Сегодня, в одиннадцать часов утра, Адольф Гитлер, прогуливаясь в окружении телохранителей по Берлинской оранжерее, споткнулся и расшиб себе лоб. Кровотечение, по словам личного врача, который сообщил это моему агенту, специально интересовавшемуся здоровьем фюрера, остановить удалось только через час.

Гейдрих кивнул. Вождь сдаёт, это всем понятно. Годы берут своё, принося кучу старческих горестей и болячек.