– Так вот, наша карта с тобой была неполной. Точной, но неполной. До какой точно степени – неизвестно, но одно могу сказать точно: у нас с тобой сейчас под ногами вход в сеть подземных тоннелей, которого на наших с тобой картах и в помине нет.
– В этом здании?! – я даже немного подскочил. – Хочешь сказать, немцы, что работали здесь, за столько лет его не обнаружили?
– Да не прямо здесь, балбес, – мимоходом осадил меня Алеутов. – В расположении полка. Лес видел, когда подъезжал? Вот на самой его опушке, где артиллерийские батареи стоят. Солдаты и обнаружили. Сперва сами пробовали сунуться, но особист, слава Богу, осадил, послал за мной. Я-то здесь уже, по сути, прописался. Залезли вместе с бойцами внутрь, а там батюшки! Видимо, советские вожди готовили этот ход на самый-самый крайний случай, когда понадобится срочно оказаться как можно дальше от Москвы. Здесь даже железнодорожных путей нет, только длинный коридор к ним ведущий. Понимаешь, что это всё значит?
Я понимал. Это был шанс взять город почти без боя. Сеть подземных тоннелей, почти как в древности, когда посреди осаждённого города вдруг появлялась вражеская армия.
– Знаю, что понимаешь, парень неглупый, – не дождавшись ответа, продолжил мой бывший шеф. – Переброска войск, удар в тыл, всё как по учебнику. Однако нас с тобой интересует другой вопрос. А конкретно – Владимир Вишневский.
– Рейхскомиссар? – удивлённо спросил я.
– Именно он, – улыбнулся Алеутов. – Знаешь, чем он так важен?
– Предатель?.. – неуверенно уточнил я.
– Именно, Гриша. Единственный не немецкий рейхскомиссар во всей нацистской империи. Обычно их назначают прямо из Германии, но здесь особый случай. Вишневский сотрудничал с немцами почти с самого начала Последней войны. Перешёл на их сторону ещё до Власова. До этого, говорят, много раз пытался достучаться до советского командования, предупреждая их о грядущем немецком вторжении. Был закономерно проигнорирован, а само вторжение началось почти на месяц раньше, чем он предсказывал. Видимо, очень хорошо он немцам сапоги вылизывал, раз его назначили аж рейхскомиссаром. Его, славянина и недочеловека. Просто неслыханно.
– И что с ним? – подал голос Громов, также усевшийся на какой-то тахте. – Ликвидировать?
– Узко мыслите, Василий. Ликвидировать всегда успеем. Гораздо лучше будет его именно захватить, а затем судить. Сделать из этого зрелище, всенародный трибунал, создать прецедент. Финал-то заранее ясен – эшафот и верёвка, однако политическое значение такой акции трудно переоценить. Россия, Василий, больше не в изоляции. Особенно – после признания Соединённых Штатов и присоединения к нам Новосибирска и Магадана. Теперь нам нужно думать не только о мести, на которую мы, безусловно, имеем право, но и о том, что будет дальше. Мы не горные дикие варвары, которых интересуют лишь головы немецких шавок. И мы должны показать это всему международному сообществу. А поэтому так важно взять живьём как можно больше именитых коллаборационистов и Вишневского – в первую очередь. Пусть даже расправа с ними будет самой, что ни на есть кровавой, но правосудие должно стоять на первом месте в таких вопросах. Это понятно?
Мы с Громовым согласно кивнули.
– И поэтому, ребята, вы оба переходите под моё командование, – с ехидной ухмылкой сообщил Алеутов, потрясая перед лицом каким-то приказом. – Передадите своим заместителям все дела, а через полтора часа я буду ждать вас прямо возле этого здания. Всё ясно?..
Через указанный срок я стоял перед уже знакомой бетонной коробкой. Рядом со мной переминался и Громов, тихонько выкуривая вонючую американскую сигарету, к которым в последнее время пристрастился. Наконец, входная дверь штаба артиллерийского полка распахнулась, и на пороге показался Алеутов.
Вместе с ещё одним человеком.
– Артём?! – удивлённо воскликнул я.
– Гриша?! – изумлению моего сына также не было предела.
Мгновенно повторилась сцена приветствия, которая уже имела место быть в кабинете Алеутова. Правда, на этот раз объятия были намного дольше, а похлопывания по спине – намного сильнее.
– Надо же, уже капитан… – пробормотал я, отстраняя его от себя и глядя на погоны.
– А то! – похвастался Артём. – Ещё и орден «Отечественной войны» недавно получил. Второй степени.
– Это за что?
– А, – махнул он рукой. – Долгая история.
– Матери похвастался? – с напускной строгостью спросил я.
– Неделю назад письмо написал, сразу после вручения.
– А меня тогда почему не известил?
– Так до тебя попробуй ещё допишись, – с лёгкой обидой пояснил Артём. – Ты то под Казанью, то под Астраханью, то вообще под Москвой. Я пытался тебе пару раз писать, но почтальон с ног сбился, в итоге мне письма обратно пришли, с извинениями.
– Ну и хрен с ними, – махнул я рукой. – Свиделись – и слава Богу.
– И слава Богу! – радостно повторил за мной Артём.
– Хочешь сказать, – обратился я к Алеутову. – Мы втроём пойдём?