Чёрные крылья

– Владимир, чем вы занимались до встречи с Иосифом?

Сквозь неутешные рыдания я услышал кашляющий, стариковский смешок.

– О, молодой человек, – то ли кашляя, то ли смеясь, выдавливал из себя Вишневский. – Слава Богу, что я передал документы именно вам. Ваша проницательность делает вам много чести. Сколько же вам лет, юноша?

– Тридцать три, – спокойно ответил я. – Владимир, это не ответ на мой вопрос. Скажите, чем вы занимались?

– В тридцать три года… – старик закашлялся. – Что же, я не сильно удивлён. Ваши мозги ещё не зачерствели, как, например, у него, – он указал двумя дряхлеющими пальцами на Алеутова. – Хотя я и надеялся, что быстрее всего дойдёт до самого юного члена вашего отряда.

– Владимир, – уже с нажимом повторил я.

– В двадцать семь лет я защитил докторскую по теме «Исследования и осуществление на практике возможностей манипуляции континуумом ПВ», – вытирая слёзы, ответил-таки старик.

– А если говорить проще?

– Физика, квантовая механика, исследования, связанные с управлением временем, – чётко, сложно на докладе, пояснил Вишневский.

Вот тут до меня дошло окончательно. В позвоночник как будто вонзились тысячи холодных и острых игл. Дыхание сбилось. На лбу выступила крохотная капелька пота, змейкой сбежавшая вниз, прямо на чёрную повязку, закрывавшую потерянный глаз.

– То есть, вы хотите сказать… – начал Артём.

– Что вы не отсюда? – закончил Джеймс. – Не из этого времени?

– Да, – тихо ответил Вишневский. – И даже, как я понял, не совсем из этого пространства.

– Как это понимать?

– Я не уверен, – продолжив Вишневский. – Но скорее всего, когда я пожал руку Иосифу, я создал временной парадокс, тем самым во вселенной появилось две реальности. Одна – где я жму правую руку мальчика Сосо, вторая – где не жму, и вообще не появляюсь в грузинских горах в начале века. В противном случае, меня вообще бы не существовало, учитывая дальнейшие события.

– И из какого же вы тогда года? И из какого пространства?

– Вы что все, с ума посходили?! – рявкнул вдруг Алеутов. – Вы чего ему верите-то?! Это же брехня, полная брехня! Какая ещё квантовая механика? Какое управление временем? Вы вслушайтесь вообще, что он несёт! Это же просто-напросто попытка обелить себя, спасти, по возможности, свою шкуру.

– Вы неправы, Александр Сергеевич, – неожиданно возразил моему шефу Вася. – Насколько мне позволяет судить мой опыт, так – не плачут. На публику, по крайней мере. Я разбираюсь в людях, столько лет в казарме просидел, и я говорю, что так люди не плачут. По крайней мере, специально. Он действительно тоскует по тому празднику, как бишь?.. – он резко обратился к Владимиру.

– День Победы, – в последний раз тонко всхлипнув, ответил старик.

– По Дню Победы, – продолжил Вася. – По-настоящему тоскует, до смертной дрожи. Так на публику не играют, даже когда за жизнь свою боятся. Тогда не тоска из человека льётся, а слюна и ссанина из штанов.

– Я тоже ему верю, Алеутов, – согласился с Васей я. – Если бы хотел самого себя спасти – давно бы уже утёк. Про подземные тоннели он, судя по всему, прекрасно знает. Препятствий для этого у него не было. Взял бы с собой с пяток самых верных шавок, и дёру, только его и видели. А здесь смотри – сам вышел, вопросы какие-то наводящие задаёт. Я ему верю.

– You, russians, are all fucked up, – пробормотал себе под нос Джеймс.

– Ну хорошо, хорошо, – подходя ко мне, и помогая мне поднять на ноги Владимира, возмущался Алеутов. – Допустим, стал бы твой мальчик Сосо жутким людоедом и тираном. Как Гитлер, только у нас. Так чего ты тогда к немцам-то переметнулся? Ты им сапоги, собака, вылизывал, пока мы с Гришей в окопах вшей кормили. Что же ты, патриот хренов, с нами не сидел, винтовку в руках не держал?

– Я скажу, – ответил Владимир, утирая рукавом формы текущие сопли. – Только сперва, должен вам кое-что показать. А что до вашего вопроса, молодой человек – он снова обратился ко мне. – Я должен был попытаться исправить. Хоть как-то. Исправить тот ужасный, проклятый мир, который сам же и создал…

* * *

– Сперва, конечно, было особенно тяжко. Приходилось натурально это всё воровать, зарывать в городских парках, чтобы немцам не досталось. Потом откапывать, переносить на личные склады, на которые надзирателям было плевать. Они думали, представляете, что у меня там шнапс да золото, а у меня… ха-ха-ха, картины и Фёдор Михайлович!

Помещение, куда нас привёл Владимир, поражало. Это был настоящий Ноев ковчег, саркофаг, тайная крипта знаний, спрятанная от посторонних глаз метрами бетона и земли.

Это был огромный ангар, расположенный под самой московской администрацией. Метров пять в высоту, в ширину он вполне способен был вместить реактивный самолёт. Как объяснил нам Владимир, раньше это помещение использовалось партийными бонзами для складирования особо важных вещей: документов, оружия, ассигнаций. Немцы, понятно, всё это дело вывезли, освободив помещение. А уже потом Вишневский забил до его отвала своими… трофеями.