И окончательно завершил диалог, запрокинув голову и уставившись в рассветное розовое небо.
Иногда вещи, кажущиеся на первый взгляд ужасными, оказываются вполне себе ничего при ближайшем рассмотрении. Нелюдимый и угрюмый человек, вот вроде как Трофим, оказывается настоящим, бескорыстным патриотом. Старое, уже как лет пятьдесят висящее в шкафу пальто – пиком моды середины прошлого столетия, настоящим шедевром ткацкого искусства, не тронутым ни молью, ни временем. Собака, хромая на переднюю лапу и со свалявшимся ожогом на вываренном боку, оказывается очень ласковым животным, лучшим другом и преданным сторожем хозяйского добра.
Ижевск плевать хотел на это правило.
Чем сильнее мы углублялись в город, тем явственнее становились видны следы гниения и распада, охватившего, к сожалению, почти всю Россию. От мостовых не осталось даже воспоминания, теперь под копытами лошадей и ногами простых обывателей гремела, перемешивалась и мерзко чавкала промёрзшая, застылая грязь пополам со снегом. То тут, то там кучки нищих, согнувшихся в три погибели, пытались согреть свои поражённые чирьями и язвами ладони, протягивая их к чадящим кострам, сложенным из всякого тряпья. Немногочисленные в столь ранний час прохожие испуганно жались к стенам хлипких хибар и невысоких домишек, многие из которых, судя по чёрным провалам окон, из которых доносился вой ветра, пустовали.
Люди, встречавшиеся нам, были больше всего похожи на непонятных и нелюдимых существ, сошедших со страниц страшных русских сказок. Напоминали они, обмотанные несколькими слоями каких-то тряпок, смутно помнивших, что когда-то они были ватниками и тулупами, больше горы грязного, шевелящегося тряпья, чем людей. Это были самые натуральные кучи мусора, непонятно как передвигающиеся по заснеженным, нечищеным улицам Ижевска и таскающие у себя на спинах грязные холщовые мешки. Это был не потомки того великого народа, что когда-то покорял эти неприветливые края. Это были не потомки тех великанов, что строили Транссибирь, гнали Наполеона через всю Европу и поражали уровнем своей культуры весь мир. Больше всего эти существа напоминали грязных, немытых крестьян Средневековья. Безграмотных, бесправных, низведённых своими хозяевами до положения рабочего скота.
– Господи Боже… – тихо, чтобы мой попутчик не услышал, с ужасом в голосе сказал я.
Трофим всё-таки услышал. Посмотрел на меня, подозрительно кося взглядом, но ничего не сказал.
Тем временем, пробираясь сквозь дерьмо и нищету, мы приближались к городской площади, лобному месту, где обычно в дни немногочисленных ярмарок и праздников собиралось всё население этой дыры. Сейчас, как мне пояснил старик, там проходили очередные торги, на которые съезжались почти все местные бродячие торговцы, и на которые следовал он сам, надеясь заработать лишнюю копейку. Как по мне, пустая трата времени, я был бы сильно удивлён, если бы узнал, что у местного населения были башмаки, а не только портянки. Ещё сильнее я бы удивился, если эти голодранцы найдут, чем расплатиться с Трофимом.
Впрочем, не мне учить отца ругаться. Едва мы прибыли на такую же захламленную, как и весь город, главную площадь, Трофим тут же направил свою телегу к длинной проржавевшей радиовышке, обелиску, торчащему посреди квадратного, местами устланного досками, майдана. Кажется, он всё-таки планировал содрать с местных жителей хоть что-то. Я же, сообщив старику, что собираюсь чуть-чуть прогуляться, отправился осматривать лотки, в большом количестве разбросанных тут и там. Трофим лишь рукой махнул на это. Ему было уже не до того, к нему, несмотря на весь мой скептицизм, уже подошёл первый клиент.
Петляя между лотков и палаток, я окончательно убедился в мысли, что попал в Средневековье. Торговали тут продуктами натурального хозяйства: яйцами, сыром и молоком. Был даже уголок мясника, но на этом «празднике жизни» он был, к сожалению, одинок и популярностью особенной не пользовался. Видимо, не всем по карману питаться мясом. Что, впрочем, неудивительно. Ещё каких-то пять сотен лет назад мясо животных ценилось высоко и попадало на стол как минимум небедным слоям населения. Здесь же, в рейхскомиссариате, небедного слоя не было, лишь отдельные его представители, те самые, что успели в сороковых годах удачно торгануть оккупантам яйками или млеком. Также здесь в большом объёме продавались старые, ещё советские предметы быта, пережившие страну, их породившую, и пользовавшиеся в Московии большим уважением и спросом. По крайней мере, на моих глазах две девушки, на лице одной из которых виднелся сифозный шанкр, насмерть сцепились за маленькое ручное зеркало, производства годов этак тридцатых. Видать, товары, произведённые на местных мануфактурах, либо совсем не в цене, либо идут сразу в Германию, обходя руки местного населения. Ставлю свой револьвер, что второе. Иначе в драке за старое замызганное зеркальце не летели бы во всех стороны клоки волос.