Чёрные крылья

Вот так, мимо ярких витрин, свастик, солдатских патрулей и редких мамаш с детьми, по аккуратно вымощенным мостовым я гулял по городу, пристально всматриваясь в названия улиц, пока, наконец, не вышел к гигантскому ледяному массиву замёрзшей Волги. Подойдя к заснеженной гранитной набережной, я опёрся на шершавый каменный бордюр, отделявший тротуар от резкого бетонного спуска и оглянулся. Широкая. Говорят, где-то ближе к Каспию она разливается так, что берегов не видно. Здесь же, в Казани, я преспокойно наблюдал за маленькими фигурками роты солдат, строевым шагом вышагивающих на противоположном берегу. Как я успел понять, именно там, в западной части города и располагались казармы вермахта. По моему личному наблюдению, без допроса «языка» и тщательной разведки, немцы расположились здесь силами численностью до полка. Военный лагерь, окружённый бетонным забором и пятью наблюдательными вышками, был не особо большим по площади. Вместить бригаду он в принципе не смог бы, а вот полк, особенно неполной численности – вполне. Тем более, что, насколько мне было известно, численность вермахта в России не превышает десяти или двенадцати дивизий, четыре из которых постоянно задействованы на границе с Чёрной Армией и казахскими кочевниками, которые до сих пор продолжают набеги на Поволжье.

Здесь же, в качестве тренировочной базы и неприкосновенного военного резерва, располагался тренировочный полк, где юные немецкие лейтенантики, ещё толком даже не начавшие бриться, отрабатывали смертоносные приёмы, когда-то передового, а ныне совершенно устаревшего блицкрига. Настоящее, можно сказать, примерное детище торжества немецкого Лебенсраума[1]. Примерный арийский военный город в бескрайней татарской степи. Тысячелетия человеческой истории вымараны с этих улиц танками, заменены свастиками и чёрными крестами. Немецкие идеологи могут биться в экстазе, прекрасный лик земли в этом месте очищен от мрачной тени недочеловеков и заселён лучшими представителями высшей расы. Её сливками, можно сказать, элитой, воинами, солдатами, теми, кто будет всеми силами защищать новый мир. Мир окончательной немецкой победы.

И лишь один-единственный славянский недочеловек останется стоять и молча смотреть на древнюю русскую реку, бросая свой немой вызов этому новому миропорядку.

Легко оттолкнувшись от бордюра, я выпрямился и закурил сигарету. Эсэсовец, проходивший мимо, сморщил неодобрительную гримасу и уткнул нос в широкий воротник своей чёрной шинели. Я понимаю, в вашем Чёрном Ордене плохо относятся к порокам, недостойным сверхчеловека. По крайней мере, рядовые его члены, о грехах тех, кто вами управляет, мы промолчим. Но я-то ни разу не ариец. Я не наследник великой нордической расы, чья судьба править и покорять. Я – презренный славянин, один из тех, что делает оружие на уральских заводах и прячется в подземных бункерах, едва раздастся вой воздушных сирен. Я тот, кто дерётся за последнюю хлебную корку, пока вы, мерзкие бюргеры, жиреете на спинах миллионов рабов, наших соотечественников, наших отцов, матерей и братьев. Я тот, кто по-пластунски пересекает границу, вжимаясь лицом в холодный острый снег, когда в небе раздаётся гул вертолётных лопастей, в то время как ваш хвалёный вермахт давным-давно гниёт изнутри, упиваясь собственным лоском, своими прошлыми победами и золотом рейхсмаршала Геринга. Я тот, кто вонзит вам нож в спину. Один из миллионов побеждённых, растоптанных, поверженных, но не сдавшихся.

Но, вместо того, чтобы резко вырвать не так давно приобретённый клинок и быстро резануть по горлу зазевавшемуся эсэсовцу, я всего лишь бросил бычок в снег и долго смотрел палачу вслед. Как бы мне не хотелось сейчас одним ударом оборвать его жизнь, права на мелкие эмоциональные порывы я не имел. Возможно, когда-нибудь судьба ещё сведёт меня с этим человеком, сегодня, к сожалению, ушедшим безнаказанным. Но это будет когда-нибудь потом. А сейчас у меня ещё остались дела в этом городе. Мне ещё нужно кое с кем встретиться.

Последний раз окинув взглядом безмятежную ледяную гладь Волги, я развернулся и пошагал на север.

* * *

Боже, какие же всё-таки эти немцы неоригинальные. Называть улицы в военном городе в честь именитых генералов Последней войны, что может быть банальнее?

Я стоял на углу проспекта Паулюса и улицы Моделя и не мог понять, где находится необходимый мне дом. Он, судя по всему, должен был быть под номером восемьдесят шесть, но именно что восемьдесят шестого я как раз не видел. Чёткая, закономерная нумерация обрывалась на цифре восемьдесят пять, а затем шёл сразу же восемьдесят девятый дом. Спросить у прохожих я не решался, прекрасно осознавая тот факт, что по указанному мной адресу вполне себе мог оказаться неказистый барак, доверху забитый русской прислугой, и в который порядочному фольксдойче не пристало заходить. Поэтому, мне приходилось действовать чуть ли не на ощупь.