Чёрные крылья

Ветеран Последней войны, чьи лёгкие до сих пор страдали от последствий безумных химических атак маршала Тухачевского, был среди этих людей кем-то вроде негласного вождя. Он был лейтенантом взвода солдат, который безнадёжно отстал от Красной Армии, прорываясь из окружения под Нижним Новгородом. Когда до них дошли известия о том, что оставшиеся силы РККА отброшены к Уралу и уничтожены, они решили, не мудрствуя лукаво, забраться поглубже в лес и существовать вдали от цивилизации. И у них получилось! Из небольшой общей землянки, где пионеры поневоле ютились почти полтора года, они постепенно выросли в небольшое поселение, к которому потянулись переселенцы из Нижнего. Славянское население оттуда постепенно вытесняли немцы, надеясь превратить город в важный узел волжской торговли. Поэтому вскоре с рабочими руками у Леонида и его товарищей, которых одного за другим начала потихоньку забирать лёгочная недостаточность, не было проблем. Правда, вслед за работниками потянулась и немецкая администрация. К удивлению, это были не эсэсовцы, до сих пор являвшиеся в ночных кошмарах тем, кто сумел пережить Последнюю войну. И даже не вермахт с его танками и вертолётами, готовый разнести в щепки их беззащитное селение, а чиновники, управленцы и технократы – подлинные исполнители геноцида. Эсэсовец может расстрелять, удушить, загубить сотню, даже несколько сотен душ, прежде чем его настигнет пуля народного мстителя. А эти крысы легко могут избежать справедливого возмездия, скрывшись за бумагами приказов и растворившись в безликой толпе бюргеров. И правда, что плохого в том, чтобы немецкие лесорубы занялись лесозаготовкой прямо здесь, на опушке вот этого леса? При том, заплатив за аренду. Пусть немного, пусть сущие гроши, но ведь могли бы и просто силой взять. Что плохого в том, чтобы поставить в деревне радиовышку, приобщить жителей даже такого дикого уголка к цивилизации, прогрессу и всемирной коммуникации? Местные администраторы даже проложили здесь дорогу прямиком до Гренца и Чебоксар. За свой, между прочим, счёт. Плохо что ли?

Только вот Леонид знал, что подарки от врага нужно принимать очень осторожно. Действительно, в самой дороге ничего плохого нет. Плохое есть в немецких мотоциклах, везущих предателей и оккупантов на восток, сторожить границу с Чёрной Армией или вылавливать немногочисленные отряды партизан, всё ещё отчаянно дерущиеся на территории Московии. Отвратительна не сама радиовышка, а те пропагандистские передачи, что она транслирует. Те самые, переписывающие русскую историю, забивающие голову мерзенькой немецкой поп-музыкой и рекламирующие рабство в Германии, выдавая его за высокооплачиваемую работу на благо быстрорастущего рейха. А лесорубов, лениво курящих на обочине дороги, хочется задушить во сне, глядя на бесконечные ряды грузовиков, увозящих драгоценный лес куда-то на запад.

Понимал ли всё это Леонид? Безусловно. И именно поэтому радиовышка работала только два дня в году. В декабре, на Рождество, и в апреле, аккурат под день рождения фюрера. Эти два дня у немцев считались главными праздниками в году, поэтому продемонстрировать славянское недочеловеческое презрение к орднунгу было никак нельзя. Правда вот, весь остальной год с ней случалась одна поломка за другой. То провода оборвутся, то предохранители сгорят, то вообще ветром повалит. У местных лесорубов, например, настолько часто ломались циркулярные колёса на их лесопилке, что те плюнули и, не выдержав, убрались вести свой промысел на другой берег Волги. С заезжими войсками дело обстояло сложнее, но иногда и их удавалось отправить куда-нибудь к чёрту на кулички, к сожалению, не так часто, как хотелось бы. И, что самое интересное, ничего сделать с деревней местная администрация не могла. Точнее, это было попросту невыгодно. Люди Леонида исправно платили налоги зерном и промыслом, так что карательная акция, после которой чиновничье рисковало получить вместо платежеспособной единицы ещё один партизанский отряд, гадящий из густого и глубоко леса, была просто нецелесообразной. Между оккупантами и селянами установилось шаткое равновесие, которое, к счастью, мой приход поколебать не смог.

Я, впрочем, не сильно этого и желал.