Чёрные тени красного Петрограда

Политический криминал доживал последние месяцы в Петрограде. Пошла на убыль и волна грабежей. Пик пришёлся на февраль: только за неделю с 10 по 17 февраля налётчики награбили всякого добра на 10 миллионов рублей, при этом около 30 человек были убиты и столько же ранены. В марте наступило относительное затишье. Руководство Петрокоммуны склонно было объяснять этот факт ужесточением репрессий: с февраля действовало постановление ПетроЧК — расстреливать грабителей на месте преступления. А может, грабить стало нечего? Впрочем, к концу месяца громилы снова зашевелились. Характерная особенность беспокойной весны восемнадцатого: грабителей всё меньше интересуют стремительно обесценивающиеся деньги; на первое место в голодном городе выходят «натуральные», главным образом продовольственные грабежи.

1 марта обчищен магазин Мясниковой на Большой Монетной, дом 19; похищено товару немного — всего на 819 рублей. Того же числа пострадала лавка на Английском проспекте, дом 66, пропало продуктов на 450 рублей. Из кооперативного магазина домов Волкова кладбища, что на Расстанной, дом 23, стащили 3 пуда сахарного песку, ящик шоколада (заметим: без рецепта врача) и один пуд воблы (к пиву, надо полагать). 5 марта на Резвом острове из двух хранилищ-ледников акционерного общества Шотландской компании спёрли пять бочек селёдки и несколько кусков сукна. Измельчали преступники! Впрочем, не совсем: 21 марта, например, неизвестные серьёзные люди навестили кооператив Военно-промышленного комитета на Большой Монетной, дом 13, откуда не поленились вынести продуктов и вещей на 20 тысяч рублей.

День весеннего равноденствия ознаменовался ещё одним нешуточным делом: группа вооружённых грабителей ворвалась в контору «недорезанного буржуя», финансиста Перля, что на Большой Подьяческой. Там как раз считали наличность. Захватив оную — около 300 тысяч рублей, — налётчики скрылись.

Всё это выглядит как-то провинциально. Иногда курьёзно. Не грозная поступь истории гремит, а бытовая сермяжная основа выглядывает. Вот — городская власть доводит до сведения граждан, что «теперь к денатурированному спирту, предназначенному для горения, будет примешан сильный яд (не уточняется какой. — А. И.-Г,), действующий крайне разрушающе на организм человека. Ещё и ещё раз… население предостерегается от употребления денатурата». А вот «Красная газета» от 3 марта не без сардонического юмора пишет: «Доставленный как труп, с огнестрельной раной, ярославец Морозов в прозекторской Мариинской больницы ожил и был положен в палату». Или такой случай: некто Ефим Котенков, проживающий в доме 52 по Тамбовской улице, попросил хорошо ему знакомого товарища отнести к нему, Котенкову, домой корзину с вещами. Не знаем, по каким надобностям он сам отлучился, но, возвратившись к себе на квартиру минут через пять, обнаружил пустую корзину, валяющуюся в углу. Шмотки из неё — а именно, шуба стоимостью рублей шестьсот, и прочее — бесследно исчезли. Вместе с ними исчез и «хорошо знакомый товарищ».

А то случались криминальные курьёзы и трагедии на любовной почве. Революция революцией, а мелодрама мелодрамой. 1 марта под золочёными куполами прекрасной Владимирской церкви происходило венчание. Торжественная и благолепная церемония была внезапно прервана самым романно-кощунственным образом, прямо как в кино: некая дамочка, бывшая возлюбленная жениха, растолкав толпу, подбежала к аналою; в её руках дымилась склянка с серной кислотой. Безумная ревнивица уже размахнулась, дабы плеснуть едкую жидкость в лицо счастливой сопернице, однако жених оказался человеком бывалым и, выхватив из кармана свадебного костюма револьвер, выстрелил — раз, другой, третий. Несчастная упала замертво: пуля пробила ей голову. Репортёр «Красной газеты» добавляет: «Тут же нечаянным выстрелом была ранена молодая девушка из любопытных». Жених, воспользовавшись паникой и суматохой, скрылся, избежав таким образом и ареста, и уз Гименея.