— Да, закупор. Идти домой, идти время, потом умирать. Не знать, от чего.
— Это такие раны? На убитом, да?
— Нет. Совсем нет.
— Аптека у них тоже превосходная, — невпопад замечает доктор Беннинг. — Дайте им пучок бизоньей травы и лапку кузнечика…
— Знаю, — коронёр медленно багровеет от гнева. — И они сделают из этого ведро слабительного! Если речь идёт не о повреждениях Росса, какого чёрта она тут распинается? Голову нам морочит, да?!
Мистер Ли остаётся спокоен:
— Бить люди. Люди бить по-разному. Так, эдак. Здесь не так, не эдак. Здесь бить демон Мо-Гуй. Отбить удачу, десять лет жизни один удар. Демон уметь бить так. Резать мертвяк не поможет. Доктор ничего не узнать.
Хрипло каркает старик.
— Досточтимый Ван подтверждать, — уведомляет муж китаянки. — Голова давать наотрез. Демон Мо-Гуй. Ничего не узнать, ничего.
Доктор Беннинг промакивает лысину:
— Отлично! Я им верю, Ходжес. Вскрытие отменяется, давайте шесть долларов.
— Что я напишу в заключении? — с сарказмом осведомляется коронёр. — Убит невидимым демоном при невыясненных обстоятельствах? Мистер Мо-Гуй приговаривается к смертной казни через повешенье? А также его сообщник мистер Не-Могуй?
— Не мелите чушь! Вы напишете, что побои, причинённые Майклу Россу Джошуа Редманом, не могли повлечь за собой смертельного исхода. Росса хватил удар по причине пьянства, — доктор самодовольно выпячивает грудь, — и невоздержанного образа жизни. Зачинщик Росс, Редман защищался. Подпись, печать, гонорар. Такой вариант вас устраивает?
Нельзя сказать, что Ходжес долго колеблется. Отойдя к подоконнику, куда переставили письменные принадлежности, чтобы освободить место для покойника, он быстро начинает скрипеть пером.
Китаянка что-то мяукает в адрес Рут.
— Мой жена извиняться, — переводит мистер Ли. — Она не хотеть бить вас, мэм. Она хотеть показать. Она не должен быть так делать. Нижайше прощаемся.
Вся троица отвешивает Рут по внушительному поклону.
— Не стоит, — заверяет их Рут. — Я не в обиде.
Она сама не знает, что толкнуло её на совершенно безумный поступок. Прежде чем уйти в комнату, выделенную ей для постоя, Рут ещё раз глядит на труп. Возможно, поводом служит воспоминание об отчиме — сгустке кипящей белизны, каким был Пирс у реки, в мёртвой хватке индейцев. А может, ей вспоминается Джошуа Редман — сгусток белизны в салуне.
Так или иначе, она это делает.
Часть третья
Револьвер и губная гармошка
Глава одиннадцатая
Все ангелы рая. — Резня над резнёй. — Хромая корова. — Две дюжины стрел. — Нефтяники под защитой. — Бледный всадник на сивом коне.
1
Взгляд шансфайтера. Талант шансфайтера.
Ни один шансфайтер в мире, пожалуй, не смотрел на мертвеца так, словно решил пальнуть в него из шансера. Бессмысленное дело, ещё бессмысленней, чем стрельба по «призрачным друзьям»; пустая трата времени и патронов. Я первая, думает Рут, кто решился на это. Точно, первая. Где ещё сыщется такая придурочная мисс, как я?
Разметка покойного на уязвимые и неуязвимые зоны выглядит такой же, как у живого. За одним исключением: она блёклая, еле заметная глазу. И она продолжает бледнеть, уходя в синеватый отлив, словно кожа трупа. Час, другой, и разметка вовсе исчезнет, станет воспоминанием, эхом, отголоском.
Но сейчас она ещё существует.
Свет и тьма. Песок и пепел, роза и пурпур, вечер и ночь. Намёки на всё перечисленное. Рут мысленно накладывает созвездие синяков и ушибов на разметку, словно на карту звёздного неба, тускнеющую с рассветом. Вывод напрашивается сам собой. Он не нравится Рут; он так ей не нравится, что она подносит ладонь ко рту, с трудом удерживаясь от крика.
От таких побоев человек не должен был умереть.
Нет, должен.
Несчастного Майкла Росса бил шансфайтер. Рут впервые слышит о шансфайтере, который орудовал бы не восковыми пулями, а кулаками. Но мало ли о чём она слышит впервые?! Несчастье. Большое несчастье. Несчастный случай. Цепочка пятен: «чёрная полоса». Стрелок отправил бы Росса к праотцам со второго выстрела; верней, сочетанием первого и третьего. Никакой «чёрной полосы» не понадобилось бы. Несчастье и несчастный случай: оба в яблочко, кучно, без разброса. Росс умер бы от разрыва сердца, ударился бы виском о край телеги; кто-то из зрителей случайно пальнул бы в воздух от восторга — пуля угодила бы в стальной кронштейн балкона, срикошетила и пробила бы шею Большому Майку.