Чёрный ход

Большое несчастье и «чёрную полосу» добавили для верности; чтобы у жертвы не было и шанса. Слетись все ангелы из рая, встань стеной на защиту — нет, ни тени шанса. Ну, или следует допустить, что кулак не равноценен выстрелу. Там, где хватит двух пуль из воска, потребуется семь-восемь тычков и пинков. Занимательная, чёрт бы её побрал, арифметика.

Шансфайтер-рукопашник? Мистер Редман, кто вы такой?!

Кем бы ни был помощник шерифа, он нравится Рут всё меньше. Если учесть, что он с самого начала не нравился мисс Шиммер ни на вот столечко (Рут отмеряет кончик ногтя), то сейчас уровень доброжелательности по отношению к Джошуа Редману ушёл в отрицательные величины.

— Значит, демон? — вслух спрашивает Рут.

Никто её не слышит, кроме старика-китайца. Горбун прижимает подбородок к впалой груди, точно горб его налился свинцом. Блестит глазками исподлобья; кивает, как если бы понимал английский.

Что-то пищит на воробьином языке.

— Резня, — переводит китаец-бакалейщик. — Резня над резня.

— Что?!

Чирикает воробышек, посвистывает.

— Мо-Гуй приходить там, где резня. Чёрный ход, он выбираться наружу.

— Сюда? К нам?

— Да, мэм. Если резня над резня, новый поверх старый, давний… Ещё лучше. Чёрный ход шире, больше. Мо-Гуй искать такой ход. Если нашёл, вышел — делать здесь новый ход. Для жена, дети, друг. Пусть тоже приходить, спасаться, одеваться.

— Одеваться?

Этот вопрос китаец игнорирует.

— Чёрный ход, — повторяет он. — Для себя. Жена, дети, друг. Пусть тоже. Бедный, мёртвый, несчастный Мо-Гуй! Любить семья, страдать, спасать.

Рут всегда полагала себя человеком с воображением. Но представить мёртвого, бедного, несчастного демона, прекрасного семьянина, который хочет спастись и одеться… Этот парадокс ей не по зубам. Вместо демона воображение подбрасывает мисс Шиммер воспоминание о кошмаре, навеянном индейским табачком. Горит усадьба, к выходу не прорваться. Дверь чёрного хода заколочена крест-накрест. Папа, мама, дядя Том, тётя Мэг, Бенджамен Пирс — все они снаружи, за этой дверью. Надо открыть, чтобы они вошли в дом, в пожар. Как только они войдут — все спасутся, найдут убежище.

«Несчастье — обратная сторона счастья. Здесь должно гореть и плавиться, чтобы там сверкнула удача…»

И эхом — слова китайца:

«Мо-Гуй приходить там, где резня. Чёрный ход, он выбираться наружу. Если резня над резня, новый поверх старый, давний… Ещё лучше. Если нашёл, вышел — делать здесь новый ход. Для жена, дети, друг…»

— Резня над резнёй, — повторяет Рут. — Новая поверх старой.

* * *

Она повторит эти слова ещё раз, когда все, кроме доктора Беннинга, уйдут. Труп тоже унесут к этому времени. Коронёр вызовет подмогу: ему с китайцами не поднять тело Большого Майка, даже и пробовать глупо. Захватив кухню в единоличное пользование, Рут будет жарить яичницу с беконом, а доктор встанет в дверях, опершись о косяк, и продолжит пить, закусывая запахом скворчащего сала.

— Резня над резнёй. Новая поверх старой?

Доктор хрипит, перхает. Смеётся:

— Нефтепромысел Сазерлендов! Если кому-то нужна новая резня поверх старой… Клянусь остатками моей печени, лучшего места в окрýге не найти! За новой, как я вижу, дело не станет. Всё к тому идёт, мэм. Бежит, катится! Что же до старой… Вы слыхали про Граттáново побоище?

— Нет, док.

— Четверть века, мэм! Двадцать пять лет, как один день. Сазерленды слишком молоды, чтобы помнить такие вещи, в отличие от вашего покорного слуги. Я был тогда молодым и красивым. Верите? Правильно, я уже и сам в это не верю. Хорошо, скажу иначе: невзрачный и не то чтобы очень молодой, я был армейским врачом в форте Ларами. Лейтенант Флеминг, мир его праху, ценил мои знания, да-с! Если бы не эта чёртова корова…

2 Граттáново побоище

Троянскую войну развязала Елена Прекрасная. Граттаново побоище — хромая корова. Обоз мормонов двигался в Юту по Орегонской тропе. Каждый человек в обозе — мужчина, женщина или ребёнок — молился Господу, прося о разном. Но в первую очередь люди умоляли небеса избавить их от гнева краснокожих дьяволов. Для такой просьбы имелись все резоны — у реки Норт-Платт в те дни собралось три тысячи индейцев племенного союза лакота. Они ждали подвоза товаров, назначенных им правительством в компенсацию за разрешение строительства дорог и фортов на индейских землях.

Три тысячи, сэр!

Товары задерживались, индейцы голодали.

А тут на тебе! — корова. Видя, что скотина отстала от обоза, хозяин коровы хотел было задержаться, подстегнуть охромевшее животное, да побоялся. Уже издалека он увидел, как к его движимому парнокопытному имуществу скачет молодой индеец в раскраске племени миннеконжу. Грянул выстрел, имущество из движимого превратилось в натуральную недвижимость, а там и в мясную похлёбку для соплеменников удачливого охотника.