Чистильщик

Вернулся почти сразу же, Эрик едва бы успел за это время дублет зашнуровать, не то что причесаться. Мотнул головой, приказывая следовать за собой. И Первый впустил их почти мгновенно — кажется, и полминуты не прошло. Выглядел он куда лучше, чем неделю назад: болезненная худоба, конечно, не исчезла, но круги под глазами разгладились, да и на щеках появилось какое-то подобие румянца — не лихорадочные красные пятна, а нормальный, здоровый цвет. Видимо, Альмод тогда не ограничился тем, что выжег разъедающую мозг дрянь — а, может, еще кто потом подплетал. Эрик выкинул эти мысли из головы: не до того сейчас.

Фроди изложил, как было дело — так же коротко, как на улице, даже, кажется, теми же словами, за вычетом брани. Первый побарабанил пальцами по столу.

— А я говорил тебе тогда, что эта история наделала слишком много шума и когда-нибудь снова всплывет… как и положено дерьму.

— А я говорил тогда и говорю сейчас, что все равно не пожалею, — отозвался Альмод. — Что сделано, то сделано. Теперь тебе решать.

Первый перевел взгляд на Фроди.

— Ты был там один?

— Один я бы пятерых не одолел.

— Кто еще?

— Я, господин, — сказал Эрик.

— Все было так, как он рассказывает? Кто начал первым?

Эрик помедлил, прикрыл глаза, припоминая. Вот, звеня, сыпется стекло, осколок чиркает по руке… Порез заныл снова, так и не затянул, забыл. Вылетает свинцовый переплет — этакая тяжесть, как никого не пришибло — Фроди успевает перехватить, отшвырнуть в сторону. Если бы первый удар был его, полетело бы наружу… Или…

— Тот, в золоте, — сказал он, наконец.

— Какая разница, кто, — вмешался Альмод. — Хродрик впятером шел явно не для того, чтобы вспомнить молодость да простить былые обиды.

— Не лезь, — оборвал Первый. Снова повернулся к Эрику.

— А чего думал так долго?

— Все случилось слишком быстро, вспоминал и разбирался.

— Или размышлял, стоит ли его прикрывать?

Эрик вспыхнул:

— В прошлый раз вы едва не назвали меня трусом, теперь — лжецом?

Первый молчал, продолжая пристально смотреть на него.

— Я могу ошибаться, господин. Но я не лгу. Хотите — подчините разум и спросите еще раз, сопротивляться не стану.

— Чистильщику нельзя подчинить разум.

Вот как? Выходило, Альмод все же не соврал, а сам он зря тратил время и силы, разрывая то плетение. Надо было не обращать внимания и бить самому.

Первый снова побарабанил пальцами по столу.

— Альмод, помнится, я собирался писать Лейву, да так и не удосужился, вылетело из головы. А побудьте-ка вы гонцами. Да и, думается мне, сам автор плетения убедительней объяснит, почему оно теперь принадлежит ордену и незачем больше его вспоминать.

— А… там другие профессора были, — растерялся Эрик.

— Можешь и им объяснить… Десять дней на почтовых туда, недельку там проболтаетесь — как раз время нужно, чтобы всем все объяснить подробно и обстоятельно, десять дней обратно, а то, может, еще и Зов догонит… а там, глядишь, и подуспокоится… да и я сложа руки сидеть не буду.

— Ульрика вряд ли успокоится, — встрял Фроди

— А об этом ты должен был подумать двенадцать лет назад, — рявкнул Первый. — Потому что я на месте Красавчика отыскал бы тебя еще на каторге, за троих друзей.

— Я бы хотел сказать, что раскаиваюсь. Или что искупил… Но… Ни то, ни другое… господин. Простите.

— А то я не понял. Будь ты один, я бы тебя им отдал.

Альмод напрягся.

— Через мой труп.

— И мой.

— Я тоже против, господин, — сказал Эрик

Первый усмехнулся.

— Чтобы через полчаса никого из вас не было в городе. А его величество — человек разумный… когда поостынет. Вон.

Альмод задержался в дверях.

— Я спрашивал про образец…

— На месте. Так что марш отсюда.

— Сходил на премьеру, — ругнулся Альмод, едва за ним закрылась дверь. — Спасибо, удружили.

— Парня не трогай, ему деваться некуда было.

— Да я б ему сам голову открутил, если бы тебя убивали, а он пальцем не шелохнул. — Альмод вздохнул. — Ладно, Первый шутить не любит. Через четверть часа внизу.

В комнате по-прежнему никого не было. Эрик на миг задумался, не стоит ли оставить записку, потом решил — незачем. Вернется — расскажет, а пока пусть думает, что их сорвали на очередной Зов, так оно лучше будет. Тем более, что и времени на пространные объяснения особо нет: он едва успел сбросить окровавленную одежду и облачиться в чистое. Дублет и рубаху с прорванным рукавом пришлось оставить на крышке сундука, чтобы остальное не перепачкали. Вернется — отстирает и отдаст зашивать. Или закажет новое, там видно будет.

Когда он спустился вниз, там уже был Фроди: говорил о чем-то с Тирой, накинув плетение, заглушающее голоса. Эрик подумал, что стоило бы научиться читать по губам, сам устыдился этой мысли. Если тебе дали понять, что разговор для твоих ушей не предназначен, так и незачем любопытствовать. Успел заметить прежде, чем отвернулся, отрешенную улыбку Тиры и как сосредоточенно хмурился Фроди: что бы ни говорила пророчица, ему это явно не нравилось.

Спустилась по лестнице Ингрид, молча встала рядом. Эрик коснулся ее руки.

— Извини за утреннее. Я был неправ.

Она глянула в глаза, улыбнулась.

— Забыли.

Эрик улыбнулся в ответ.