Чисто английское убийство

Без десяти восемь Бриггс внес в малую гостиную поднос с графином хереса и бокалами. Ровно в восемь он ударил в большой китайский гонг в холле. Это была совершенно ненужная часть ритуала, поскольку он сам видел, что все пятеро гостей уже собрались; но он наслаждался этим именно как частью ритуала. Глубокий медный звук разнесся по большому полупустому дому, проникая в обветшалые свободные комнаты, в которых никто не гостил с Первой мировой, и эхом отдаваясь в помещениях для слуг, где вряд ли можно будет когда-нибудь снова увидеть слуг. Как ни странно, единственным человеком, который, кажется, разделял удовольствие, получаемое Бриггсом от этого звука, был сэр Джулиус, который снова на мгновение оказался во власти прошлого очарования.

– Чудесный тон у этого старого гонга, – заметил он, обращаясь к леди Камилле. – Я помню, что при открытых окнах его было слышно даже на другой стороне парка. Нет никого лучше китайцев в изготовлении подобных вещей. Помню, отец рассказывал мне, что этот гонг – часть трофеев, захваченных в Зимнем Дворце в Пекине. Великие были времена, великие!

– Надеюсь, сэр Джулиус, вы не хотите сказать, что разграбление Зимнего Дворца было похвальной страницей в истории нашей страны? – вмешалась миссис Карстерс.

– Сударыня, я лишь констатирую тот факт, что этот гонг – из Зимнего Дворца в Пекине, – с явным раздражением ответил сэр Джулиус.

– Прошу прощения, – неуверенно обратился доктор Боттвинк к Камилле, пока язвительная дискуссия продолжилась и перешла к событиям Ихэтуаньского восстания [10] в 1900 году, – но откуда бы ни прибыл этот инструмент, он, если я не ошибаюсь, сигнализирует время обеда?

– О да, – уверила его Камилла, – именно к нему он и призывает.

– Тогда почему нам не послушаться этого призыва и не пройти в столовую?

– Так не полагается. Бриггс ведь еще не объявил о том, что обед подан. Он всегда ждет еще три минуты.

– Я понял. Ввиду того, что язык гонга, будучи китайским, вероятно, звучит неоднозначно, необходимо, чтобы этот призыв был подкреплен объявлением, сделанным на простом английском языке.

– На простом английском, доктор Боттвинк? – не удержавшись, переспросила Камилла. Как странно, подумала она, что из всех присутствующих этот незнакомец, с его странной педантичной манерой выражаться, был единственным человеком, с которым она могла беседовать с достаточной легкостью. Джулиус – напыщенный эгоист, миссис Карстерс – обычная зануда, а Роберт… Она взглянула в другой конец комнаты, где он стоял. Он уже выпил три бокала хереса, ни с кем не обменявшись ни словом, и теперь упрямо ее игнорировал.

– Простой английский? – повторил доктор Боттвинк. – Я понимаю, что вы имеете в виду, леди Камилла. Вы сказали бы, что на этом языке я не имею права говорить. Возможно, на языке Шекспира и Джонсона, которым я овладел. Но то, что вы зовете простым английским – эта последовательность ворчания и вариаций одной неопределенной гласной, при помощи которых решили общаться девять десятых населения этого острова…

– Обед подан! – торжественное объявление Бриггса избавило историка от необходимости придумывать конец предложения, которое стремительно становилось все более запутанным.

– Пойдемте в столовую, – предложил Роберт, впервые заговорив.

Обеденный стол представлял собой маленький остров посреди просторной комнаты, и в столовой было очень холодно, как и предсказывал Бриггс. Неудачно подобранная компания гостей уселась за стол в подавленном настроении. Роберт занял место во главе стола, но помимо этого, не проявлял никаких намерений исполнять долг хозяина. Он ел то, что перед ним ставили, обильно пил и ничего не говорил. Его явная скука по поводу всего происходящего задала тон рождественскому обеду, который обещал быть поразительно безрадостным. Однако понемногу еда и спиртное стали оказывать на гостей свое влияние. Гости, начиная с миссис Карстерс, чью болтливость было ничем не обуздать надолго, пытались поддерживать то и дело прерывавшуюся беседу. И все же за столом царила атмосфера скованности и напряженности, которую им трудно было с себя стряхнуть. Краткие вспышки разговора перемежались долгими паузами, которые были наполнены гнетущим предчувствием чего-то дурного, и это нельзя было объяснить лишь температурой воздуха в столовой.

В конце концов именно доктор Боттвинк спас ситуацию и поспособствовал тому, что обед закончился более оживленно, чем можно было предположить в самом его начале. Очевидно, памятуя о советах Камиллы, он задал сэру Джулиусу вопрос о ловле рыбы на мушку. Государственный муж посмотрел на него с неприкрытым удивлением. Надо же, почти читалось на его лице, этот смешной маленький иностранец, оказывается, может быть человеком.

– А вы рыбак? – недоверчиво спросил он.

– В юности я очень любил это занятие, – спокойно сказал доктор Боттвинк. – В моей стране есть вполне сносные ручьи с форелью. Конечно, – извиняющимся тоном добавил он, – они ни в какое сравнение не идут с маркширскими реками, но по-своему они вполне хороши.