Чисто английское убийство

Старый, обросший пристройками дом окружала абсолютная тишь. Густой туман, опустившийся на засыпанную снегом округу, не колыхало ни одно дуновение ветра. Ни звука не проникало сквозь морозный воздух. Пристально глядя в высокое окно в спальне лорда Уорбека, сидящая на диване Камилла видела перед собой мир, в котором, казалось, замерла сама жизнь – мир бесплодный, бесцветный, и по всем признакам безграничный. Трудно было поверить, что за этим пустынным пространством продолжается жизнь; что на оживленных прибрежных морских путях корабли осторожно пробираются сквозь мрак или бросают якорь, печально гудя друг другу хриплыми сиренами; что по всей Англии, бросая вызов морозу и снегу, мужчины и женщины собрались вместе, чтобы отпраздновать Рождество в атмосфере любви и счастья. Еще труднее было осознать, что эта полнейшая изоляция была кратковременным, преходящим творением капризной Природы, и что через несколько дней, а может, всего лишь часов, она исчезнет, и тогда к Уорбек-Холлу и ко всему, что в нем произошло, будет приковано внимание оживленного и любопытного внешнего мира.

Она задрожала, отвернулась от окна и оглядела комнату. Здесь царила та же тишина и неподвижность, что и снаружи, если не считать тиканья часов на каминной полке. Лорд Уорбек лежал в постели; лицо его было почти таким же белым, как подушка, одеяло едва шевелилось от его неглубокого и частого дыхания. Он пролежал так все утро, находясь за пределами речи и понимания, в своей собственной изоляции, которая в свою очередь находилась в более широких границах оторванных от мира окрестностей. Когда Бриггс сообщил о состоянии, в котором нашел его, Камилла согласилась посидеть с ним – почти как человек, который соглашается подежурить у тела покойника, ибо ни она, ни кто-либо другой в доме не могли сделать ничего, чтобы помочь ему.

Она встала, подошла к кровати и склонилась над неподвижной фигурой. Ей казалось, что лицо, пожалуй, стало чуть бледнее, дыхание – еще слабее, но трудно было уловить степень изменений в состоянии человека, в котором осталось так мало жизни. Достаточно было того, что он все еще жив. Она некоторое время стояла, напряженно всматриваясь в худые, изможденные черты, затем отвернулась. В этот момент дверь позади нее тихо отворилась, и в комнату вошел Бриггс.

– Как его светлость? – спросил он.

– Мне кажется, ничего не изменилось, – ответила она. – Бриггс, как вы думаете, сколько это продлится?

– Не могу сказать, миледи, – ответил дворецкий ровным монотонным голосом, которым отвечал на любой вопрос касательно своих обязанностей по дому. – Я зашел сказать, – продолжил он, не меняя выражения, – что я подам ланч через четверть часа.

– Я не голодна.

– Если позволите, миледи, всем нам нужно поддерживать силы. Думаю, вам следует хоть немного поесть.

– Тогда не могли бы вы прислать мне что-нибудь сюда, Бриггс? Я не могу оставить его светлость в таком состоянии.

– При всем уважении, миледи, вам нужно подумать и о себе. Невозможно ведь сидеть тут взаперти весь день. Кроме того, речь не идет о том, чтобы оставить его светлость в одиночестве. Я устроил так, что с ним посидит другой человек.

Напряженное одиночество сделало Камиллу чувствительной к оттенкам речи, которые в других обстоятельствах ускользнули бы от нее, и она быстро переспросила:

– Другой человек? О ком вы? Кто-то из прислуги?

– Не совсем так, миледи. Моя дочь здесь, и она готова пока что сменить вашу светлость.

– Ваша дочь? Надо же, Бриггс, я совершенно позабыла о том, что у вас есть семья. Где же она?

– В коридоре, миледи. Она очень надежный человек, я вас уверяю.

Впервые на губах Камиллы появилась улыбка.

– Конечно, она ведь ваша дочь, – сказала она. – Я бы хотела ее увидеть.

Бриггс подошел к двери и тут же вернулся.

– Моя дочь Сьюзан, миледи, – сказал он.

– Здравствуйте, – сказал леди Камилла тоном чуть преувеличенной вежливости, который хорошо воспитанные женщины используют в отношении людей, ниже их стоящих.

– Здравствуйте, – ответила Сьюзан. В ее голосе прозвучал легкий вызов, и Бриггс неодобрительно прищелкнул языком, отметив, что за приветствием не последовало обращение «миледи».

Сама не зная почему, Камилла внезапно почувствовала, что она находится в одной комнате с соперницей. Внешность Сьюзан была весьма далека от облика «надежной» девушки, которую Камилла ожидала увидеть. Перед ней стояла женщина, в манере которой она уловила некое сдерживаемое чувство, и ей странным образом показалось, что это чувство направлено на нее. Камилла намеревалась лишь поздороваться с девушкой и уйти, но теперь она почувствовала, что должна остановиться и понять, что скрывается за этим странным выражением лица, которое казалось одновременно дерзким и испуганным. Странная вышла сцена. Помимо соображений вежливости и хороших манер, все трое остро ощущали необходимость соблюдать правила поведения в комнате больного, поэтому все сказанное произносилось приглушенными голосами, из уважения к ничего не видящему и не слышащему пациенту в кровати.

– Мы ведь прежде не встречались? – спросила Камилла.

– Нет, не встречались.