Читаем Читанка для Мануеля полностью

Після цього діалогу вони були вкрай задоволені собою, неначе його міг зрозуміти кожен, уже не кажучи про те, що той, ти знаєш, потім цілісіньку ніч розставляв окремі імена там, де раніше видніли пробіли, і з’ясував, що це потребує не дуже великих зусиль.

* * *

Спосіб сприйняття дедалі більше наслідує добрий кіномонтаж; думаю, Людмила ще розмовляла зі мною, коли я подумав про готель «Terrass» із балконами над могилами; або ж мені туманно снився той готель, а потім Людмила, розбудивши мене склянкою фруктового соку, стала елементом останніх образів і заговорила, коли ще лишалося щось від готелю й балконів над цвинтарем. Потім метро довезло мене до площі Кліші, наче воно саме по собі ухвалило постанову й організувало потрібні переходи зі станції на станцію. З Людмилою ми багато не розмовляли, було вже пополудні, ми навіть не думали про обід, було тепло, я лежав голий у ліжку, а Людмила, не порушивши своєї поганої звички, загорнулась у мій халат, ми обоє курили, пили фруктовий сік і дивились одне на одного, Маркос, звичайно, Веремія і таке інше. Отак воно. Чудово. Так, Андресе, сказала я, я не хочу, щоб це все лишилося, наче у вимкненому холодильнику, й повільно загнивало. Він дивився на мене пестливо, голий, напівсонний, і дуже здалеку. Ти робиш поступ, Людлюд, це мій метод, і ти дійшла висновку, що він придатний тільки на те, щоб багато чого зіпсувати в житті. Це не метод, а саме життя, заперечила я, я завжди була тобі вдячна, що ти казав правду, хоча було б краще, якби ти не ходив до мене розповідати про Франсину. Людлюд, я можу сказати тобі саме, дай Боже, щоб ти ніколи не ходила до мене з новинами, напахченими Веремією і грейпфрутовим соком, але ж ти бачиш, бачиш. Я, звичайно, теж тобі вдячний. Ми напрочуд добре виховані, це аж очі ріже.

Потім я навіть не дійшов до готелю «Terrass», як мене пронизав немов механічний імпульс, що дав мені паузу, потрібну, щоб увійти до нового часу, підтвердити щось припущене, але ще не засвоєне; я знаю, що я вийшов із метро на площі Кліші й пішов по вулицях, пив коньяк в одній або двох кав’ярнях, думав, що Людмила і Маркос учинили напрочуд добре, що немає сенсу ставити проблеми на майбутнє, бо, майже як і завжди, можливо, інші вирішать за нас. Але стрілочник опустив важіль до самого низу, і все на повній швидкості повернуло вбік, неможливо змиритися відразу з новими краєвидами за вікном, засвоїти їх без спротиву. Ніщо, мабуть, не видавалося б мені страшнішим за інтроспекцію на терасі однієї кав’ярні, легкий внутрішній монолог, ремиґання блювотини; просто факти вискакували, наче в покері, можливо, їх треба було упорядкувати, покласти два тузи поряд, послідовність від восьми до десяти, запитати себе, скільки я карт проситиму, чи вже пора блефувати, а чи мені лишиться шанс на фул. Хай там як, коньяк, авжеж, і вчепитися за новий шлях усіма своїми колесами аж до нового повороту стрілок.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза