Чюрлёнис

Закончу здесь “буду” («будой» варшавские студенты называли консерваторию. – Ю. Ш., В. Ж.), поеду в Петербург. Потом получу какое-нибудь место. Получу жалованье. Справлю себе приличную одежду, квартиру, соответствующий сытый обед, буду посещать знакомых, спокойно говорить о текущих делах. Как все это смешно, глупо и даже отвратительно. И все это у меня в перспективе. Может, не это все же называется жизнью? Неужели она уже прошла? Жаль, если это так».

Из-за отсутствия денег рождественские каникулы Чюрлёнису пришлось провести в Лейпциге, в одиночестве. Сам себя успокаивал – в письме Евгению Моравскому:

«Праздники мои были невеселые, но не надоело. Мне было грустно и как-то хорошо».

Три месяца радужных надежд

В самом начале 1902 года Евгений Моравский пишет Чюрлёнису в Лейпциг, что в Варшавской филармонии запланировано исполнение его симфонической поэмы «В лесу», дирижировать должен будет он, автор. Все расходы на его приезд и проживание филармония берет на себя. Радостным это известие оказалось еще и потому, что инициатива исходила не от Чюрлёниса, не от Моравского, а от филармонии – в лице директора Александра Райхмана.

Три месяца Чюрлёнис живет радужными надеждами.

Конец апреля – Чюрлёнис узнает, что Райхман исключает его из программы. Объяснение – простое: в концерте принимают участие польские композиторы, а Чюрлёнис литовец. Дескать, включили по ошибке.

Так ли это на самом деле? Ответ на этот вопрос есть в книге воспоминаний Ядвиги Чюрлёните: «Его (Райхмана. – Ю. Ш., В. Ж.) непопулярность среди молодых можно объяснить еще и тем, что он был чересчур практичен и не выносил дебютантов. ‹…› Польская музыкальная интеллигенция не любила его, понимая, что он тормозит развитие национальной музыки и ненавидит новаторство».

Ядвига Чюрлёните высказывается и более конкретно: господин Райхман «благодаря своей изворотливости довольно умело вел финансовые дела филармонии». Как всякий предприимчивый человек, Райхман понимал, каких исполнителей приглашать, чтобы у кассы филармонии выстроилась очередь. К тому же он был человек «достаточно властный», но и «недостаточно квалифицированный для своей должности»: «он не был достаточно музыкален, не был и энтузиастом, а всего лишь неплохим администратором и коммерсантом».

Не только злые языки насмехались над Райхманом: он не отличает скрипичный ключ от лифта! Его обвиняли даже в шарлатанстве.

Чюрлёнис – позже – пересказывал анекдотическую загадку про Райхмана.

«Что это такое ходит по филармонии и притворяется умным?» – «Райхман».

Конечно же, подобного поворота событий Чюрлёнис не ожидал.

«Я бы только хотел, – писал он Евгению Моравскому, – чтобы эта скотина Райхман знал, какую пакость он мне устроил. И за что? На кой черт он обещал? Разве ты его просил об этом? Или я? Ведь сами же навязались».

Конечно, Чюрлёнис сгущает краски: филармония – в лице Райхмана – не навязывалась; да, появилась идея, да, решили включить в концертную программу его симфоническую поэму «В лесу». А потом – передумали! Так бывает не только, когда делами ворочают дельцы вроде Райхмана. Но для Чюрлёниса это – трагедия! Трагедия, пережить которую помогает природное чувство юмора.

Из письма Моравскому:

«Генька, сколоти, негодник, скорей миллион, создадим оркестр для твоих симфоний и моих поэм. Это было бы святейшее дело. Уж тогда никто не стеснял бы, а согласись, что только в таких условиях можно что-то написать».

В письме же брату Повиласу он вообще выдает желаемое за возможное:

«Мы устроим с Генюкасом концерт своих произведений. Он написал две поэмы: “Горе побежденным” и “Цветы зла” и начал писать третью – “Ринальдо Ринальдини”. Все это очень красивые вещи. Мы будем выступать в филармонии совершенно ни от кого не зависимые, сами снимем зал, наймем оркестр и т. д. Будет хорошо, правда?»

При их с Моравским финансовых возможностях – все это чистой воды фантазии.

Диплом – это «блестящая бумажка»

1 февраля 1902 года умер профессор Ядассон. Чюрлёнис ценил его очень высоко – как композитора, музыканта, педагога. Человека.

«После его смерти он (Чюрлёнис. – Ю. Ш., В. Ж.) почувствовал, как мало могут дать ему другие учителя, – пишет Ядвига Чюрлёните. – Он ясно понимал, что его преподаватель по классу композиции (Карл Рейнеке. – Ю. Ш., В. Ж.), придерживаясь “золотой середины”, тормозит его развитие, и это приводило его в отчаяние. Равнодушие педагога, его неумение разглядеть и по-настоящему оценить талант и усилия своего ученика вызывали у брата неверие в себя.

Престарелый учитель уже не чувствовал, какие надежды и мечты он разрушает, как многого от него ждали и не дождались. И тогда брат сам принялся за работу, не обращая внимания на все трудности и тяготы, сопряженные с этим».

Внезапно скончался князь Михаил Огинский (Феликс Розинер: «не справившись с болезнью»). Это самое большое несчастье, горе, настигшее Чюрлёниса во время обучения в Лейпцигской консерватории, это для него трагедия. Настоящая катастрофа.