Глава девятая. «Чюрлянис – родом литвин» (1905 год). Варшава – Друскеники
Говорить в литовских семьях, даже в семьях интеллигенции, по-польски в последней четверти XIX века было делом обычным, школ, где преподавание велось на литовском, не существовало, не допускалось издание книг и периодики на литовском. Литовский разговорный язык сохранялся в сельской местности, благодаря в немалой степени священнослужителям – ксендзам.
Ядвига Чюрлёните пишет, что «со временем» к литовскому языку стали относиться, как к языку простолюдинов.
«Особенно энергично шел процесс ополячивания в городах и местечках, расположенных поблизости от границ старой Польши, – пишет она в мемуарах. – Таким образом, и Друскининкай (так в оригинале. –
При поселении Чюрлёнисов в Друскениках от Константинаса (отца) потребовали, чтобы знал польский язык, так как службы в городском костеле, где он намеревался служить органистом, проходили на польском.
Ядвига Чюрлёните:
«Откуда наш отец, этот славный охотник из деревни Гуобиняй, знал польский – трудно сказать. Может, научился этому языку в начальной школе, а может, в ходе общения с поляками и готовясь стать органистом. Могу сказать только одно: отец совершенно правильно говорил по-польски, но, разумеется, не без примеси местных литуанизмов».
В семье Чюрлёнисы говорили на польском, но «даже те из братьев, что учились в Варшаве, хоть и прекрасно владели польским литературным языком, дома сохраняли “литовскую” интонацию».
С течением времени книжные шкафы в доме наполнялись польской литературой – литовских ни книг, ни газет не существовало.
«Так или иначе, но у нас в доме никогда не забывали о том, что мы – литовцы, – утверждала Ядвига Чюрлёните. – От родителей мы, дети, научились литовским песням и умели, лучше ли, хуже ли, сговариваться с литовскими крестьянами». При этом она констатировала тот факт, что Кастукас на протяжении всей своей жизни писал дневники только по-польски, как и все свои литературные произведения, а также большинство писем.
«Я полон решимости!..»
В 1901 году в ответ на преследование немцами польских учащихся в Познанской провинции варшавская молодежь учинила беспорядки перед консульством Германии. Чюрлёнис иронизировал: мол, гораздо логичнее было бы, по крайней мере ему бы больше понравилось, если бы тысяча студентов, вооруженных палками, пошли брать Берлин. И в то же время он вполне серьезно писал: «Мы должны гордиться, что мы – поляки, а на глупые немецкие преследования отвечать только презрительным молчанием. Отнята у нас земля, свобода, право, но нашего языка, нашего сердца, нашей интеллигенции не вырвать у нас даже силой…»
На рубеже веков происходит подъем литовского национального движения. Осенью 1905 года съезд общественных представителей в Вильне требует автономии Литвы, преподавания в школах, службы в костелах на литовском языке. В Варшаве создается Общество взаимопомощи варшавских литовцев – Константинас становится руководителем хора общества. В письме Повиласу он пишет (по Воложину – в 1906 году):
«Знаешь ли ты о национальном движении литовцев? Я решил все свои былые и будущие работы посвятить Литве. Мы изучаем литовский язык, и я собираюсь написать оперу».
Чюрлёнис описывает реакцию товарищей на это его решение:
«В Литовском обществе критика была встречена весьма сердечно. Все очень радовались и особенно тому, что всюду было совершенно четко, словно на бычьей коже, напечатано: “Чурлянис – родом литвин”».
В письмах Повиласу немало высказываний о «нашем литовском происхождении».
После того, как открылись
Репертуар хора, которым руководил Чюрлёнис, состоял из старинных народных песен, зазвучавших по-новому, раскрывая богатство народной мелодии.
«Старинные народные песни в согласии с новыми музыкальными требованиями», – напишет София Кимантайте о сути творчества Чюрлёниса в области народной музыки, «заложившей фундамент литовской национальной музыки», как определил роль Чюрлёниса композитор Юозас Груодис.
Национальная переориентация Чюрлёниса имела для него и негативную сторону.
Ядвига Чюрлёните:
«Надо упомянуть еще одну причину, в силу которой отношения между Маркевичами и Кастукасом, а также между нашими семьями, начали понемногу остывать. В 1905 году в нашей семье, благодаря Кастукасу, произошел перелом – возвращение ко всему литовскому. Далеко не всеми в Друскининкае эти веяния были встречены положительно, а некоторыми даже с открытой неприязнью. Особенно это касалось старожилов – семейств де Ласси, Керсновских и вновь прибывшего ксендза Волейки. Все это, несомненно, сказалось и на отношениях Маркевичей с нашей семьей».