Чюрлёнис

Летом 1906 года госпожа Вольман субсидировала поездку Чюрлёниса за границу Российской империи (100 рублей!), и он смог посетить культурные центры Западной Европы – Дрезден, Нюрнберг, Мюнхен, Вену, Прагу. Чюрлёнис знакомится – в подлинниках! – с творениями великих художников, как академической школы, так и новых направлений.

«Неизгладимые воспоминания, впечатления на всю жизнь – это Нюрнберг, Прага, Ван Дейк, Рембрандт, Бёклин, ну и Веласкес, Рубенс, Тициан, Гольбейн, Рафаэль, Мурильо и т. д.», – пишет Чюрлёнис. В раздел «и т. д.» следует отнести «итальянскую майолику, греческие и римские амфоры, персидские кувшины, майоликовые камины XVI века, восточную керамику, стеклянные антики…» – это из другого его письма.

С работами Арнольда Бёклина Чюрлёнис познакомился и особо выделил этого швейцарского художника, как мы уже отмечали, еще во время учебы в Лейпциге, в 1901 году. Кстати, Александр Бенуа называл Бёклина «Вагнером изобразительного искусства».

«Да он восхищался Бёклином и другими художниками нового направления, – пишет Соломон Воложин, – но не стал их последователем – это еще раз подтверждает, что Чюрлёнис шел своим путем, еще никем не пройденным. Чюрлёнис не ставил под сомнение наследство европейской живописи, как это делают постимпрессионисты. Он стоял в стороне от создававшихся и проходящих новых течений в живописи. Он и не думал о создании своего направления, своего стиля. Он просто выражал свои мысли и представления об окружающей природе, о Вселенной в картинах».

Чюрлёнис вновь в Друскениках.

Традиционное застолье. Кастукас рассказывает о Дрездене. Рассказывает образно, так, чтобы родителям, братьям и сестрам нетрудно было представить, как он идет по Дрездену, подходит к Цвингеру.

– Цвингер – это такой дворцовый комплекс, в котором находится знаменитая Дрезденская картинная галерея, она называется Галереей старых мастеров. – Кастукас вытаскивает из привезенной коробки пачки открыток, перебирает, находит нужную: – Это королева дрезденской коллекции! «Сикстинская мадонна» великого Рафаэля. А вот этот старик с длинной бородой – это великий Леонардо. Леонардо да Винчи был не только великим художником, но и великим ученым, он в своем далеком Средневековье мечтал, чтобы человек научился летать как птица. И только сейчас люди изобрели такие аппараты, на которых можно летать. Называются они аэропланы. Но как здорово было бы летать на собственных крыльях – как Икар.

– Икар – кто это?

Кастукас рассказывает об Икаре.

Он перебирает открытки с шедеврами мировой живописи.

– Это уже Мюнхенская картинная галерея. Рубенс, «Охота на львов».

Картина производит жуткое впечатление на семилетнюю Ядвигу. В клубке сплелись вооруженные мечами и копьями люди и львы. Лев стаскивает с коня, вставшего на дыбы, безоружного всадника, другой лев придавил к земле обнаженного человека…

Йонас удивленно смотрит на Кастукаса:

– Что-то я не пойму, кто на кого охотится: люди на львов или львы на людей.

– Кто победит, тот и охотник… Может, на сегодня хватит?

– Кастукас! А покажи еще «подарки Черного моря»!

– Сколько можно! Я столько раз вам показывал «подарки Черного моря» и рассказывал о прошлогоднем путешествии, за которое тоже не могу не быть благодарным все той же госпоже Вольман.

«Лачуга» Рутковского

Кастукас приехал в Друскеники с Леопольдом Рутковским, еще одним своим другом, начинающим художником. Дружелюбный, живой, разговорчивый, нервный, амбициозный, острый на язык и склонный к эксцентричным выходкам, подающий, как считал Чюрлёнис, большие надежды – Рутковский не был студентом Школы изящных искусств Стабровского – материальные условия семьи не позволяли. Он участвовал в революционных событиях 1905 года. Сколько-то времени провел в тюрьме. Это не могло не сказаться на его душевном состоянии и поведении.

Рутковский провел в Друскениках целое лето.

Кастукас уехал в Поланген. Рутек впал в уныние. По ночам он не спал – что-то писал на веранде. Днем рвал написанное, сжигал в крохотном дворике Чюрлёнисов – разводил костер из этих бумаг под черемухой. Ложился на песок. Когда костер затухал, поднимался и, не отряхнувшись, отправлялся на прогулку по Друскеникам. Соседи Чюрлёнисов его жалели, сочувствовали, спрашивали Константинаса (отца), отчего такой молодой парень сошел с ума. Рутеку понравилось быть «городским сумасшедшим», это его веселило.

Константинас (отец) гордился «своими домиками». Особо заботился о том, что ближе к дороге. Каждую весну, готовясь к сдаче его курортникам, постоянно в нем что-то обновлял – переклеивал обои, красил полы. И вдруг он слышит, как Рутковский предлагает его детям:

– Пошли в ту лачугу, там уютнее.

Константинас пожаловался Аделе:

– Кастукас никогда бы так не сказал: «лачуга»!

Аделе принялась успокаивать супруга:

– Константинас, ты никогда не был в Варшаве, не видел, в каких хоромах там люди живут. Мне-то такие дома противны, никогда бы не променяла наши «лачуги» на каменную «коробку», но для Рутека…

Вернулся Кастукас. Отец и ему пожаловался на неблагодарного гостя. Кастукас заступился за своего друга: