Чюрлёнис

Сегодня был у меня Добужинский. Жалею, что тебя не было – как он себя вел. Надо знать, что он всегда немножко напряжен, но рассматривая мои работы, совсем расслабился. Больше всего ему понравилась начатая последняя соната из “Моря” – первая и последняя части соната “Ужа”, прелюдии и фуги, а из “Зодиака” – “Водолей”, “Рыбы”, “Близнецы”, “Дева”. Ну и “Фантазия”, а особенно последняя часть. Сказал: “Главное, что совсем оригинально. Черт знает, все из себя”. Был долго, и очень приятно провели время».

Мы не можем утверждать, что друзья Чюрлёниса – Бенуа, Добужинский и близкие петербургские знакомые материально помогали ему, но, как утверждают сотрудники музея М. К. Чюрлёниса в Каунасе, картины, написанные художником в Петербурге, сохраняются гораздо лучше, чем написанные ранее. Краски на этих картинах более яркие, сочные. Значит ли это, что краски более высокого качества дарили Чюрлёнису его петербургские друзья?

Мстислав Добужинский:

«О своих работах он говорил неохотно и очень не любил, когда его просили объяснить их содержание. Он сам мне как-то рассказывал, что на вопрос, почему в картине “Сказка королей” на ветках дуба нарисованы маленькие города, он ответил: «А потому, что мне так хотелось».

Литовский поэт и переводчик Юргис Балтрушайтис (почти ровесник – всего на два года моложе Чюрлёниса, почти земляк – из-под Ковно, удачно женившийся – на Марии Оловянишниковой, дочери владельца фабрик церковной утвари, – и обжившийся… в Москве) отмечал, что «Добужинский первый духовно и в мелочах жизни поддержал в Петербурге нашего Чюрлёниса и вместе с Бенуа раздувал огонь этого нашего великана».

В послереволюционной России Балтрушайтис станет еще и дипломатом – представителем (вначале формально советником) Литовской Республики в Москве, затем – чрезвычайным и полномочным послом.

«Особенно радовала его редкая искренность»

Мстислав Добужинский:

«О картинах Чюрлёниса я рассказал своим друзьям. Они очень заинтересовались творчеством художника, и вскоре А. Бенуа, Сомов, Лансере, Бакст и Сергей Маковский (редактор журнала “Аполлон”) пришли посмотреть все то, что привез с собой Чюрлёнис. Сам он на эту встречу не пришел – ему было не по себе говорить о своих работах с такими известными художниками, и мы условились, что картины покажу я сам. Маковский в то время собирался организовать большую выставку. Картины Чюрлёниса произвели на нас всех очень сильное впечатление, и было немедленно решено пригласить его участвовать в этой выставке. Первое, что поразило нас в полотнах Чюрлёниса, – это их оригинальность и необычность. Они не были похожими ни на какие другие картины, и природа его творчества казалась нам глубокой и скрытой. В голову приходили сравнения (и то весьма приблизительные) с Уильямом Блейком и Одилоном Редоном – художниками, которых Чюрлёнис мог знать. Но знал ли он их и их ли влияние ощущается в его картинах – это вопрос, который еще следует выяснить.

Было очевидно, что искусство Чюрлёниса наполнено литовскими народными мотивами. Но его фантазия, все то, что скрывалось за его музыкальными “программами”, умение заглянуть в бесконечность пространства, в глубь веков делали Чюрлёниса художником чрезвычайно широким и глубоким, далеко шагнувшим за узкий круг национального искусства.

В творчестве Чюрлёниса нас особенно радовали его редкая искренность, настоящая мечта, глубокое духовное содержание. Если в некоторых полотнах Чюрлёнис был совсем не “мастером”, иногда даже бессильным в вопросах техники, то в наших глазах это не было недостатком. Даже наоборот, пастели и темперы, выполненные легкой рукой музыканта, иногда нарисованные по-детски наивно, без всяких “рецептов” и манерности, а иногда возникшие как будто сами по себе, своей грациозностью и легкостью, удивительными цветовыми гаммами и композицией казались нам какими-то незнакомыми драгоценностями.

Естественно, что мои друзья, увидев замечательные картины Чюрлёниса, захотели познакомиться и с ним самим. Хотя Чюрлёнис избегал общества, мне удалось уговорить его пойти к Александру Бенуа».

Александр Николаевич Бенуа годом раньше вернулся из Франции, чтобы начать работать над оформлением балета «Павильон Армиды», в котором главную партию танцевала Матильда Кшесинская.

Он поселился в двух шагах от Благовещения, где жили его друзья: Нувель, Дягилев, Философов. «Да и сам я со своей семьей впоследствии, в течение семи лет, жил в том же околотке – на Адмиралтейском канале».