Чорт в Ошпыркове (сборник)

– Ну да… В деле сорока семи попался – из-за подрядов каких-то – и погиб… Ну вот этот самый Иван Евстигнеич и говорит: «В нашей лавке по пяти фунтов белой муки выдают – только что получено!» – «Да неужели?» – «Идемте скорее, не то опоздаем!» Ну мы и пошли… Приходим в департамент, спускаемся в подвал – у нас лавочка в подвале помещалась, – заперто! Мы с Иван Евстигнеичем на дыбы: почему заперто?

– О революции-то, дедушка, расскажи!..

– Да я о революции и рассказываю – погодите! Стоим это мы у двери, – дожидаемся, – приходит кассир. Старый у нас был кассир – борода-то, небось, в два раза длиннее моей. «Чего, говорит, вы ждете?» – «Муку получать»… Встал и он… Экспедитор приходит – тоже спрашивает, – и этот встал… Секретарь пришел…

– А революция-то, дедушка?

– Погоди! Стоим это мы все – и вот приходит наш приказчик Семен Ильич, приходит это он, усы подвинчивает, смотрит на нас – а нас собралась целая очередь, – да и говорит: «Не будет сегодня муки – с вокзала вагон не отпускают»… Мы конечно кричать – почему объявления не вывесили. «Да разве, говорит, можно было предполагать»… Так покричали-покричали…

– Ну и что же?

– Да ничего, покричали-покричали – и пошли домой…

Рассказчик замолк и довольным взглядом обвел слушателей. Слушатели недоумевали:

– А революция-то?

– О чем же я вам рассказывал? На другое утро покупаю газету – на первой же странице – переворот! Тут мы только и сообразили, почему с мукой такая катавасия вышла…

«Нота»

Ты спрашиваешь про ноту? Как же, как же, помним! Рассказать? Отчего же и не рассказать, – пусть в газету пропишут. Можно сказать – целый фронт одной своей силой отбили, вот что. Как случилось? Да очень просто: как идешь по улице, а тебе на голову – трах! Так же и нота эта самая… Мы, правда, и допрежь про нее слыхали, английская там нота, американская нота, – да товарищ Чичерин, спасибо, один выручал, а на этот раз сплоховал, ну, и заварилась у нас каша… Еще в ту ночь мне дохлая крыса снилась, думаю – к чему бы? Являюсь я в мастерскую, а там на самом на видном месте: «НОТ. Не ешь, не пей, не кури!»… Я к Семену, – он в то время рядом со мной работал.

– Каково? – спрашиваю.

– Ничего, – говорит, а у самого голос дрожит.

И все как будто пришибленные. Собрались в уголок, толкуем, новый, дескать, Керзон в Англии объявился и выдумал такую штуку на погибель рабочему человеку! Ах, в рот те заклепка! Ничего, говорю, осилим!

Так стоим, на эту самую ноту любуемся, покуриваем, а тут откуда-то взялись два человечка, – встали в сторону и на часы смотрят.

Семен подмигнул:

– Это еще что за шкеты?

Расспросить как следует не успели – мастер пришел:

– Так вас и этак, говорит, не видите – у нас нота, а вы золотое время прогуливаете! Марш к станкам!

Тут из наших кое-кто ругнулся про себя, как полагается, и на место. Машины смазали и тихонечко за работу. Да какая в этакое время работа? Нет-нет да посмотришь, что там эти человечки делают. А они из уголочка выбрались, да и давай промеж народом ходить, у каждого в руках часы громаднющие, – и вот ведь ты скажи – привязались они к Семену. Он свою работу сполняет, а они смотрят, да на часы, да записывать. Семен инструмент отложил, новый взял, – они опять в книжечку что-то чиркнули. Плюнул Семен на сторону, выругался, а они – на часы, да в книжечку. Тогда Семен рассердился, станок остановил, сел на тубаретку и начал цыгарку свертывать. Вертит, а у самого руки дрожат, никак свернуть не может. А они стоят позади него, что-то промеж себя шепчутся, да на часы, да в книжечку. Семен спичку зажег – они опять в книжечку. Мы работать – не работаем, стоим-смотрим, что дальше будет. Семен инструмент ищет в ящике – никак найти не может, а они все говорят что-то и записывают. Тут я свой станок остановил, подошел к Семену: «Чего, говорю, ты ищешь-то, дай я пособлю»… Гляжу, а на нем и лица нет – бледный, как полотно.

– Не могу, – говорит; встал и пошел в уборную. Тем его бы в покое оставить – так нет! Он идет, и те идут, и каждый шаг по часам отмечают. Не стерпело рабочее сердце:

– Вы, говорит, кто такие?

– Мы и есть «нот»…

– Ах, так это вы, такие-сякие, прах вас побери!

Те – в амбицию, и Семен в амбицию, те – матом, Семен бабушку вспомнил, те – кричат, Семен кулаками машет. Как да что – тут не разберешь, только вбегает он растрепанный и глазами ворочает… А те за ним.

– Уйду! – кричит Семен. Бросил все, да домой.

А я боюсь, что как ко мне привяжутся – на руку я больно скор – вот что… Ну, да ничего – пронесло… Ушли, голубчики… Собрались мы тогда в пивной, – тут же у завода пивная-то:

– Не можем терпеть такое издевательство. Мы, говорим, всех победили и на всех фронтах, а тут какой-то разнесчастный империализм… Не хотим!

Первым делом на другой день – плакат по-боку, вторым делом – дождались человечков этих, – и их по-боку! Не хотите, говорим, честью, так на тачке вывезем. Испугались тачки-то! Да… А нас в завком вызывают, а оттуда к директору:

– Из-за чего буза?

– Из-за империализма…

Семен тоже пришел:

– Не желаем у иностранного капитала под подметкой сидеть – и кончено!