Чрево Парижа. Радость жизни

Но он тотчас умолк, увидав входившую мадемуазель Саже, которая отворила дверь колбасной, заметив с улицы большую компанию, расположившуюся у Кеню-Граделей. Маленькая старушка, в полинялом платье, с неизменной черной корзинкой в руках, в черной соломенной шляпе без лент, бросавшей угрюмую тень на ее бледное лицо, поклонилась мужчинам и язвительно улыбнулась Лизе. Саже была знакомой хозяев, их бывшей соседкой; она и теперь еще жила все в том же доме на улице Пируэт, где поселилась сорок лет тому назад, существуя, вероятно, на маленькую ренту, о которой никогда не заикалась. Впрочем, мадемуазель Саже упомянула однажды о Шербуре, прибавив, что она оттуда родом. Так ничего больше о ней и не узнали. Старушка говорила только о других, рассказывала всю их подноготную, сообщая даже, сколько рубашек отдает каждый ежемесячно в стирку. Потребность совать нос в чужие дела доходила у нее до того, что она подслушивала у дверей и распечатывала чужие письма. Ее языка боялись от улицы Сен-Дени до улицы Жан-Жака Руссо и от улицы Сент-Оноре до улицы Моконсейль. День-деньской мадемуазель Саже бродила со своей черной корзинкой под предлогом покупки провизии, ничего не покупая, а только разнося сплетни, следя за малейшими событиями, так что в голове у нее постепенно слагалась полная история домов, этажей и жителей квартала. Кеню упорно приписывал ей распространение слуха, что старик Градель испустил дух на доске для рубки фарша; с тех пор он возненавидел ее. А она действительно была хорошо осведомлена о дядюшке Граделе и супругах Кеню; она разбирала их по косточкам и знала наизусть. Но за последние две недели мадемуазель Саже была сбита с толку приездом Флорана и буквально сгорала от любопытства. Она почти заболевала, когда в ее сведениях неожиданно появлялся пробел. Между тем старушка могла побожиться, что где-то раньше видела этого сухопарого верзилу.

Посетительница подошла к прилавку и стала рассматривать блюда одно за другим, говоря тоненьким голоском:

– Право, не знаешь теперь, что и кушать. Когда наступает время обеда, я, как грешная душа, должна бродить по лавкам… Только у меня ни на что нет аппетита… Не осталось ли у вас котлеток в сухарях, госпожа Кеню?

И, не дожидаясь ответа, она приподняла одну из крышек мельхиорового шкафчика. Там лежали кровяные колбасы, сосиски и колбаса из печенки. Грелка уже остыла; на решетке оставалась только позабытая простая колбаса.

– Посмотрите с другой стороны, мадемуазель Саже, – сказала колбасница. – Кажется, для вас найдется котлетка.

– Нет, уж мне что-то и не хочется, – пробормотала старушонка, сунув тем не менее нос под другую крышку. – У меня было явилось желание, но, знаете, на ночь котлетки в сухарях тяжелы для желудка… Мне хотелось бы взять чего-нибудь такого, что не понадобится даже разогревать.

Она обернулась к Флорану и стала смотреть на него и Гавара, который бил отбой, барабаня кончиками пальцев по мраморному столу. Мадемуазель Саже улыбкой поощряла их продолжать прерванный разговор.

– Не желаете ли кусочек соленой свинины? – спросила Лиза.

– Соленой свинины… пожалуй.

Она взяла вилку с ручкой из белого металла, лежавшую на краю блюда, и принялась тыкать и переворачивать каждый кусок. Покупательница слегка ударяла по костям, чтобы знать, насколько они толсты, копалась в кушанье, рассматривая ломтики розового мяса и повторяя:

– Нет, это мне не подходит.

– Тогда возьмите языка, кусок свиной головы или шпигованной телятины, – терпеливо говорила колбасница.

Однако мадемуазель Саже отрицательно качала головой. Она еще с минуту постояла в магазине, с брезгливой гримасой оглядывая блюда; но, видя наконец, что Кеню не намерены продолжать при ней разговор и что ей решительно ничего не удастся разнюхать, старушонка удалилась, сказав:

– Нет, видите ли, мне хотелось котлетку в сухарях, но та, что осталась, слишком жирна… Возьму в другой раз.

Лиза наклонилась, чтобы висевшие на окне гирлянды сосисок не мешали ей проследить глазами за Саже. Она увидела, как та перешла улицу и вошла во фруктовый павильон.

– Старая кляча! – проворчал Гавар.

И так как они остались наконец одни, он сообщил, какое нашел Флорану место. Тут вышла целая история. Один из его приятелей, некто Верлак, надзиратель в павильоне морской рыбы, до того расхворался, что принужден проситься в отпуск. Не дальше как сегодня поутру бедняга говорил Гавару, что был бы очень рад предложить кого-нибудь от себя в качестве временного своего заместителя, чтобы сохранить за собою место на тот случай, если здоровье его поправится.

– Вы понимаете, – прибавил Гавар, – что Верлак не протянет и полугода и должность останется за господином Флораном. А местечко это, доложу вам, отличное… И полиция будет замешана нами в это дело! Назначение зависит от префектуры. Не правда ли, вот будет потеха, когда Флоран пойдет к полицейскому получать деньги.

Он хохотал от удовольствия, находя все происшествие крайне комичным.