Что берешь в дорогу

Вспомнил Вадим о бутерброде, достал его и, стараясь не очень смотреть на заголовки, принялся листать дальше. Дело скорей пошло. Газеты последнего зимнего месяца за полчаса справа налево перекидал. Фотографии молодой практикантки-кондитера Людмилы Беловой пока не было. И в мартовских номерах не обнаружил ее.

Газеты апреля были заполнены весной: подготовка сельхозтехники, сообщения о прилете птиц, о летних модах и снимки, снимки — то малыш запускает в ручье кораблик, то девушка с распущенными волосами нюхает ландыши. Заголовки уже напоминали о близких первомайских праздниках. Вот и май! Красные знамена на первой полосе, индустриальный пейзаж, летящий в космосе корабль, атлетические, устремленные вперед фигуры парня и девушки.

Внимательно, номер за номером пересмотрел Вадим газеты этого богатого на праздники месяца. Снимка, который так искал, не было. Уж не перепутал ли Сергей? Просмотрел газеты июня, даже июля, но уже так, автоматически, почти без надежды.

Тогда снова вернулся к мартовскому комплекту и скоро установил, что номера за 24-е число нет. Вырван. Почему? Все газеты сохранились, а этой, как нарочно, нет. Может, кому-то очень хотелось иметь этот номер? Может, как раз в нем и напечатан снимок улыбавшейся Люды?

Расстроился Вадим — целый день ухлопал, а результат… Конечно, адреса из газеты не узнал бы. Но хоть выяснил бы номер училища или место, где проходила практику. Возможно, и сейчас там работает. И вообще, хотелось увидеть ее на снимке. Тысячи людей видели, как она улыбается, торт в руках держит, а ему что же, нельзя?

Ладно, не нашел так не нашел. А как все же адрес, узнать? У Ленки Зайцевой в самом деле опрашивать неудобно… А Сабина? Не знает ли Сабина? Может, поинтересоваться у той, в очках, где тут Шеенкова сидит? Хотя не Шеенкова теперь. Впрочем, по имени поймут, о ком речь. Ну, попробовать, что ли?..

Он задумался на минуту, глянул на часы и закрыл подшивку. «Действительно, что особенного? Одноклассники. Давно не виделись. Даже смешно: просидеть столько времени в библиотеке и не встретиться с бывшим школьным товарищем! Пойду!» Вадим обернулся в сторону двери и… обмер, подумал: может, мерещится? Возле щита с заголовком «Наши новинки», пестревшего обложками книг и журналов, стояла, улыбалась и смотрела на него Сабина Шеенкова.

Быстрым, словно скользящим шагом прошла она между столиками к нему и, все продолжая улыбаться, опустилась рядом на стул.

— Ну, безработный, здравствуй! — восхищенно, полушепотом выговорила Сабина. — Так это, значит, ты, Вадька! Чудеса! Представляешь, я же не знала ничего, в общем отделе работаю, на выдаче, пришла сейчас к. Лидии Семеновне поболтать — то, се, она и показала твою карточку, смеется, интересный, говорит, парень, социальное положение — «безработный»! Смотрю и глазам не верю: Глебов Вадим Алексеевич.

— Точно, он самый, — с трудом приходя в себя и с не меньшим трудом преодолевая смущение, сказал Вадим. На Сабину он старался не смотреть — так была она хороша, так лучисто из-под густых ресниц сияли ее глаза. И еще казалось, что все в зале уже обратили на них внимание.

— Ты уходить собрался? — спросила она.

— Почти с двенадцати сижу, — кивнул он, а самому хотелось оказать: «Тебя собирался разыскивать».

— Я тоже могу пойти, — быстро опустив ресницы и посмотрев на часики с тонким золотым браслетом, шепнула она. — Пятнадцать минут осталось. Отпрошусь… На улице подожди. У выхода. Ладно?

Взглядом изучающе-любопытным и тревожным, проводил он ее до самых дверей. Она не обернулась, но шла так, будто наверняка знала, что на нее смотрят. Да, Сабина осталась Сабиной. Ничего не скажешь! Даже этот простенький сиреневый форменный халат с пояском как ловко, изящно сидит на ней! Или это от фигуры зависит? На ее фигуре все бы, наверно, смотрелось!

Ожидать пришлось недолго. И ожиданием не назовешь. Только дошел до угла дома, кинул в автомат монету (в горле пересохло), выпил, не почувствовал вкуса, стакан чистой, без сиропа, а Сабина уже из дверей выходит. Тотчас приметила его, и — док, цок — застучали ее каблучки.

На Сабине было модное расклешенное пальто, словно волнами покачивавшееся при каждом ее шаге, на голове — норковая шапка, дополняли туалет сумка и туфли — тоже коричневые, под цвет шапки.

И опять он засмотрелся, глядя на нее.

— Ну, как находишь меня? — лукаво спросила Сабина. — Не подурнела за эти годы?

Оставаться серьезным — значило бы восхищаться ею, говорить комплименты. Но что-то в нем протестовало против этого. Самое лучшее, наверное, — независимый или даже ироничный тон, который позволил бы ему хоть как-то сохранить свое достоинство, не попасть в зависимое положение. Вадим не думал об этом — просто чувствовал: так надо.

— А не видела, — сказал он, — сейчас автобус специальный во двор к вам завернул?

— Какой автобус?

— Телевидение. Не иначе как за тобой приехали, чтоб рекламировать осенне-зимние моды.

— Вадик! — удивилась Сабина. — Армия тебе пошла на пользу. В школе таким не был.