Что есть истина

Многие политики, ученые и идеологи из-за отсутствия культуры мышления искажают и уродуют идеи. Выхватывают из учения лишь один момент и (как по отношению к тождеству) выдают его за целое, совершенно не задумываясь, применяют категории в том виде, какой они имеют в повседневном сознании, в их односторонности и неистинности. Такое ложное понимание решительно не имеет оправдания. Опирающееся на развитую культуру мысли познание соотношений мысли есть первое условие правильного понимания известного философского факта. Но принцип непосредственного знания не только оправдывает, но даже делает законом примитивность мысли. Познание мыслей и, значит, культура субъективного мышления так же мало представляет собою непосредственное знание, как какая-нибудь другая наука или какое-нибудь другое искусство и уменье. Научное познание истины есть особая форма ее сознания, работу над которой готовы брать на себя лишь немногие. Для этого содержания религии и научного познания существуют выражения на двух языках: на языке чувства, представления и рассудочного, гнездящегося в конечных категориях и односторонних абстракциях, мышления и на языке конкретного понятия. Если хотят, исходя из религии, говорить и судить также и о философии, то для этого требуется нечто большее, чем одно только обладание привычкой говорить на языке повседневного преходящего сознания. – Основой научного познания является внутреннее содержание, обитающая внутри его идея и ее живая жизнь в духе, точно так же, как религия не в меньшей мере есть развитое чувство, дух, пробудившийся к самоотчету, развернутое содержание. В новейшее время религия все больше и больше сокращала объем своего содержания и уходила в напряженность благочестия или чувства, уходила притом часто в такое чувство, которое обнаруживало скудное и плоское содержание. Лишь мышление превращает душу, которой одарено и животное, в дух, и философия есть лишь сознание человеком этого содержания – духа и его истины – также и в форме той своей существенности, которая отличает человека от животного и делает его способным к религии. Что же касается отношения к религии, то Гегель, как глубоко верующий человек, со ссылкой на Франца фон-Бадера, пишет: “До тех пор, пока наука не возвратит снова религии уважения, основанного на свободном исследовании и, следовательно, подлинном убеждении, вы, благочестивые и неблагочестивые, со всеми вашими заповедями и запретами, со всеми вашими разговорами и действиями, не поможете беде, и не пользующаяся уважением религия не будет пользоваться также и любовью. Ибо любить настоящим образом, от души, мы можем только то, что пользуется искренним уважением, и что мы признаем, несомненно, достойным такого уважения …”. Гегель отмечает также, что внешнее и внутреннее состояние религии в определенную эпоху определяется скудностью или богатством ее содержания.

О понятии Гегель пишет, что понятие есть понимание самого себя, а также и лишенного понятия человека, его деятельности, всего существующего. Наука понимает чувство и веру, но о вере можно судить, только исходя из понятия, на котором она основывается, и так как она есть саморазвитие понятия, то суждение о ней, исходящее из понятия, есть не столько суждение о ней, сколько движение вперед вместе с нею. Такого суждения Гегель желает иметь нам и нашему опыту. Только такое суждение, пишет Гегель, достойно уважения и внимания.

Во введении к “Науке логики” Гегель говорит о том, что определения мышления составляют часть содержания логики и сначала должны получить внутри нее свое обоснование, что в содержание науки логики входит указание метода и понятие науки. Предмет науки логики Гегель определяет как науку о мышлении, постигающем в понятиях.

В представлениях, на которых основывалось прежнее понятие логики, предполагается: во-первых, раздельность содержания познания и его формы, т.е. истинность познания не зависит от развития сознания и мышления; во-вторых, что познаваемый мир существует отдельно от сознания и мышления, которые пусты и примыкают извне к действительному миру; в-третьих, в отношении сознания к предмету предмет остается чем-то потусторонним мышлению, как вещь в себе, т.е. непознаваемым. От этих обыденных взглядов между субъектом и объектом следует освободиться, прежде чем приступать к философии, так как они представляют собой заблуждения.

В прежней метафизике утверждалось, и это было в отношении к мышлению благоприятным (для мышления), что то, что познается мышлением о предметах и в предметах есть истинное, т.е. истинны мыслимые предметы, а не предметы в своей непосредственности. Определения мышления не нечто чуждое предметам, а скорее их сущность. Мышление в своих имманентных определениях и есть истинная природа вещей, т.е. мышление и природа вещей имеют одно содержание.