Что я натворила?

Кейт затряслась от страха. Подпрыгнув, она вскрикнула, ударившись головой об изголовье кровати. Ее лоб тут же покрылся холодным, липким потом. Кейт потерла голову. Просто кошмар приснился. Она снова натянула пуховое одеяло под самый подбородок. И вздрогнула, хотя в комнате было тепло: даже в виде призрака Марк все еще обладал достаточной силой, чтобы выбить ее из равновесия.

В три часа утра Кейт снова что-то разбудило. Ее подушка была мокрой от слез. Глаза у нее опухли, а в горле пересохло. Она не знала, из-за чего расплакалась, но такое ощущение казалось ей до боли знакомым: оно напоминало ей почти каждое утро ее жизни в Маунтбрайерз. Когда Кейт просыпалась по утрам, она часто выглядела заплаканной. Тогда она плакала и о ночи, которую ей пришлось пережить, и о том дне, который был впереди. А потом надевала свою фальшивую улыбочку и отправлялась на улицу с корзиной белья.

Кейт решила, что заснуть ей поможет глоток виски. Она знала, что где-то в глубине кладовой Том припрятал бутылочку. Женщина знала и о том, что иногда посреди дня он отправлялся вздремнуть в своем фургоне. Но ни разу не дала повода подозревать, что знает. Господи, благослови Тома.

Кейт налила больше половины стакана и присела на диван, сделав глоток. На вкус жидкость оказалась уж совсем отвратительной. Кейт с трудом выносила даже дешевое вино, а это пойло было пить просто невозможно. Но она продолжила и, как ни удивительно, осушив первый бокал, обнаружила, что ей даже почти нравится вкус виски. У нее в горле стало теплее, а боль в душе начала притупляться. Скорей бы. Кейт уронила голову.

Когда она открыла глаза, в кресле напротив нее сидел Марк.

— Привет, Кэтрин.

Это снова был прямой, четкий голос ее мужа. На Марке был его обычный темно-серый костюм, накрахмаленная белая рубашку и бледно-голубой галстук. Он сидел, закинув ногу на ногу, обнажив часть щиколотки, затянутой в дорогой шелковый носок. Сложив пальцы пирамидкой на груди, Марк смотрел на Кэтрин не отрываясь — загорелый, расслабленный, даже счастливый. Он улыбался. Кэтрин учуяла знакомый запах — конечно, его любимые духи, «Floris № 89». У Кейт перехватило дыхание. Она тряслась от ужаса. Женщина закрыла глаза, надеясь, что, когда она откроет их, Марк исчезнет. Но нет.

— Разве ты не разговариваешь со мной, Кэтрин? — спросил он.

— Уходи. Ты же умер!

— Кэтрин Брукер, неужели за столько лет я тебя так ничему и не научил? Где твои манеры? Всегда нужно вежливо обращаться с гостями, даже если они явились без приглашения.

— Я не могу говорить с тобой, потому что ты умер!

— Неужели? На кого же ты тогда сейчас смотришь, глупенькая? Кто сейчас сидит в твоей гостиной?

— Я не хочу с тобой разговаривать! Я больше не хочу с тобой разговаривать!

— Ах, милая Кэтрин, но разговариваешь же!

— Я теперь Кейт.

Кейт слышала свои слова и понимала, что они звучат не очень отчетливо. Марк усмехнулся.

— Неужели, дорогая? И как долго ты уже Кейт?

Она подумала с минуту.

— Всегда ею была, просто какое-то время приходилось притворяться кое-кем другим, пока от тебя не избавилась.

Марк произнес твердым, уверенным голосом:

— Нет, дорогая. Ты никогда не будешь Кейт. Никогда. Во всяком случае, до конца. Но ты ведь понимаешь это где-то в глубине души, не так ли, Кэтрин?

— Меня зовут Кейт, а не Кэтрин, и тебя больше нет, Марк. Ты больше не можешь причинить мне боль!

Кейт энергично потрясла головой, пытаясь заставить видение испариться. Марк тихо засмеялся. Он наклонился вперед, заговорив почти шепотом:

— Ты сама-то веришь в то, что сказала?

— Да! Это правда. Ты не можешь причинить мне боль. Я освободилась, Марк, — твердо произнесла Кейт.

— О, Кэтрин. Что за чушь ты там несла-то? Я стану той, кем смогу стать… Ну что, стала, милая? Стала ли ты той, кем, по твоему мнению, могла? Неужели ты себя сразу представляла одинокой, никому не нужной старушкой? Так, что ли? А по поводу боли — мы оба знаем, что я все равно причиняю тебе боль каждый день, какими бы смелыми фразочками ты сейчас ни бросалась. Чтобы избавиться от меня, мало просто надеть джинсы и не заправить постель, милая! Я всегда рядом. Когда ты смотришь в зеркало, когда ложишься в постель, когда засыпаешь. Я — та причина, по которой тебя ненавидят твои собственные дети. Ты их потеряла, Кэтрин. Но ведь и об этом ты тоже знаешь, так ведь?

Кейт зарыдала, громко, не сдерживаясь.

— Они НЕ ненавидят меня! Это ложь. Они мои дети, они не могут меня ненавидеть! — закричала она.

— Тогда где они, Кэтрин? Где они сейчас? Почему не было ответов на все те жалкие письма, которые ты писала? Им что, так сложно ответить на твои звонки? Почему они ни разу тебя не навестили? Почему сейчас их нет рядом? — язвительно спросил Марк.

Кейт покачала головой.

— Я не знаю почему, и я не знаю, где они.

— Лиди меня удивила особенно. Казалось бы, уж в ней-то ты точно должна была найти родственную душу, особенно если знать, что ваши истории так похожи.

— Наши истории не были похожими никогда!

— Разве нет?

Марк улыбнулся еще шире и злее.

— Подумай об этом, Кэтрин, подумай об этом хорошенько.