Мария-Анна некоторое время пустым взглядом смотрела на цветные пятна на паркете от солнечных лучей, льющихся сквозь стекла витражей, а затем позвала Ольмерика.
Протиктор вошел в кабинет и замер. Мария-Анна долго и совершенно бесцеремонно разглядывала его, словно оценивая.
Ей подумалось, что из всего того бесчисленного количества мужчин что она встретила за всю свою жизнь, пожалуй только этот молчаливый северянин ещё оставался для неё по-настоящему любопытен и даже в какой-то мере загадочен. Он вроде бы единственный ничего не желал и не стремился чем-то обладать. Он просто служил. Ей? Или той самой клятве своему суровому безжалостному богу? Или какому-то своему внутреннему мерилу долга и чести? Став королевой, она быстро убедилась и научилась тому что не может в полной мере доверять никому. Буквально никому. Что власть это беспрерывная череда нескончаемых превращений сторонников в противников и наоборот. И ты должен всегда напряженно думать, всегда ясно понимать, отдавать себе отчет в том каков текущий статус данного человека: враг или друг. При том что враг или друг в политике это совсем не тоже самое что враг или друг в обычной жизни. Враг в политике он не совсем как бы и враг, он скорее временный оппонент, противоположная сторона в некой сделке, временный соперник в текущем раунде игры и его ни в коем случае не нужно ненавидеть или уничтожать, его нужно использовать, вербовать, разменивать, обманывать, обыгрывать. Ну а уж друг в политике это тем более совсем не тоже самое что друг на поле боя, твой товарищ и единоверец, которому ты без малейших колебаний доверишь прикрывать свою спину в грядущей битве. Друг в политике это всего лишь человек, который временно принял твою сторону, потому что ему это почему-то выгодно. Он заботиться лишь о собственных интересах и это просто временное стечение обстоятельств, что ваши интересы совпали. Вы просто попутчики, которые часть пути едут в одну сторону. Но ты всегда должен быть на чеку и понимать в чем истинные интересы твоих политических друзей, чтобы молниеносно сориентироваться, когда ваши пути разойдутся и твои друзья начнут совать тебе под ребра свои длинные ножи. Ты всегда должен предугадывать это и опережать их. Иначе смерть. Политическая. А может и настоящая. И Мария-Анна не любила этих так называемых друзей больше чем врагов. Слишком тяжело всегда быть на чеку, слишком легко обмануться. Человек слаб и в силу привычки и усталости, если кто-то достаточно долго является твоим другом, пусть только политическим, ты вдруг начинаешь подспудно верить, что он настоящий друг, забываешься, доверяешься. И пропускаешь удар. Обычно очень болезненный, ибо предательство всегда невероятно болезненно. И Мария-Анна до конца не верила никому и никогда. Ни обаятельному отважному влюбленному в неё Шону Денсалье, ни преданному, пережившему ужасную трагедию, исполнительному, трудолюбивому Антуану де Сорбону, ни хитроумному, проницательному, коварному, самодовольному Диего де Макрону, ни обстоятельному, неторопливому, безжалостному, суровому, погруженному в свою работу, верному своему долгу Рене Согье, ни даже наивной Луизе Бонарте, принимающей за правду слова мужчины что он не достоин её. И вот только Ольмерику она кажется была готова поверить полностью. Он был ни враг и ни друг, он просто служил некой своей внутренней идее верности и эта идея была для него превыше всего на свете. Но с другой стороны Марию-Анну слегка страшила такая преданность какому-то эфемерному образу или символу. Что если однажды что-нибудь щелкнет в голове этого непонятного варвара и он станет приверженцем какой-то другой идеи, которая уже не будет требовать от него абсолютной верности своей королеве. И она с тоской понимала, что даже и ему она не решиться верить до конца. Это угнетало её.
Но, так или иначе, она считала, что сейчас Ольмерик это лучшее что у неё есть.
– Скажите, лейтенант, есть ли на свете что-нибудь такое что могло бы заставить вас предать меня? – Спросила Мария-Анна, внимательно глядя на мужчину.
– Я не знаю, моя госпожа. Возможно.
Мария-Анна растеряно усмехнулась.
– Мне не нравится такой ответ.
– Тогда вам наверно не нужно было задавать такой вопрос.
И хотя это прозвучало немного резко, Мария-Анна не ощутила ни малейшего негодования.
Она согласно покачала головой.
– Видимо да. Ты помнишь Гуго Либера?
– Да.
И она обстоятельно объяснила Ольмерику что от него требуется.
56.