Что мне сказать тебе, Мария-Анна

Девушка вся лучилась от счастья. Она с нетерпением ждала встречи со своим, как она уже не сомневалась, возлюбленным и все эти дни после возвращение из Реймса, когда Верховный командор был отправлен королевой куда-то в военные лагеря на востоке страны, очень страдала и переживала.

– Граф, мы совершенно заждались вас, – радостно воскликнула она, подбегая к нему и хватая его за руку. – Это совершенно возмутительно заставлять нас ждать так бесчеловечно долго.

Она глядела на командора счастливыми глазами и казалось вот-вот бросится ему на шею и начнет целовать.

Все присутствующие, за исключением наверно только принца, конечно же обратили внимание на столь непривычное и несдержанное поведение Первой фрейлины. Но влюбленная Луиза, полагавшая что граф сделает ей предложение уже в самое ближайшее время, не считала необходимым как-то излишне усердно скрывать их отношения. Правда сам Шон Денсалье был несколько смущен поведением девушки и насмешливыми взглядами королевы, кардинала и маркиза.

– Я и не знала, милая Луиза, что вы столь изрядно скучаете по-нашему отважному командору, – сказала Мария-Анна. – Что ж, тогда вы должны в первую очередь обвинять меня, ибо командор отсутствовал по моему приказу.

Графиня Бонарте, также немного смущенная насмешливым тоном королевы, отпустила руку Шона Денсалье и отошла от него.

– Война и любовь дело молодых, – с улыбкой сказал Жан-Арман Равалле, – и становится на их пути – безумие.

– Вы хотите сказать, кардинал, что я старая? – С шутливой угрозой произнесла Мария-Анна.

– Боже сохрани, Ваше Величество. Над вашей красотой время не властно. Я лишь хотел сказать, что возможно нам лучше оставить наедине этих юных людей, дабы не мешать их счастливому воссоединению.

– Это совершенно ни к чему, Ваше Высокопреосвященство, – сказала покрасневшая Луиза. – Я прошу прощения за моё поведение.

– Не стоит, дитя моё, просить прощение за радость сердца, – благодушно произнес кардинал, – то есть небесное сокровище и Господь радуется ему.

Мария-Анна посмотрела на своего сына. Роберт был очень молчалив последние дни и выглядел, если не подавленным, то каким-то чересчур задумчивым. И она всё чаще спрашивала себя: не совершила ли она ошибку, позволив одиннадцатилетнему мальчику стать свидетелем жестокой казни Этьена де Вэлоннэ.

И пытаясь расшевелить его, она весело сказала:

– Ну а вы, Ваше Высочество, почему молчите? Разве вас не беспокоит, что Верховный командор завладел сердцем вашей любимицы и в скором времени украдет её у вас?

– Почему это должно меня беспокоить, Ваше Величество? Если графиня Бонарте и Верховный командор находят своё счастье друг в друге, я только рад за них.

Столь серьезный и рассудительный ответ ребенка слегка озадачил взрослых.

– Слова не мальчика, но мужа, – сказал Королевский секретарь. – Браво, Ваше Высочество.

Но Марию-Анну почему-то расстроил такой ответ сына. Ей хотелось снова увидеть того светлого радостного мальчишку, который с горящими глазами говорит о путешествиях Ибн Баттуты, о Полярной звезде и удивительных каравеллах, способных идти против ветра, о громадных крокодилах Нила и поющих минаретах загадочного Тимбукту и еще о чем-то таком же сказочном и притягательном, по крайней мере когда тебе лет десять от роду. И она произнесла всё с той же веселой лукавой интонацией:

– Но признайтесь честно, Ваше Высочество, вы ведь тоже немного влюблены в нашу прелестную Луизу и будете ревновать её к командору?

Роберт повернул голову и поглядел на мать каким-то странным, как той показалось неприязненным взглядом.

– Не более чем вы, Ваше Величество, влюблены в Верховного командора и будете ревновать его к Луизе.

Улыбка Марии-Анны резко сошла на нет. Она смотрела в серые глаза сына и ей чудилось что она смотрит в лицо чужого незнакомого человека. Остальные присутствующие растерянно молчали, чувствуя некоторую напряженность момента. Кардинал попытался разрядить обстановку.

– Ваше Величество, ну право слово, зачем вы так настойчивы. Его Высочество в таком возрасте, что думаю ему ещё мало интересны прелестные белокурые создания. Я полагаю, Ваше Высочество, вас больше увлекают походы и сражения, ретивые кони, ревущие трубы, лязг мечей, славные деяния Ганнибала, Александра Великого, царя Леонида и Эль Сида Кампеадора. Не так ли?

Мальчик посмотрел на кардинала.

– Полагаю, что так, Ваше Высокопреосвященство. Только из великих мужей прошлого, увенчавших себя славою непобедимых полководцев, мне более всего интересен Сципион Африканский. Я восхищаюсь его мудростью, проницательностью, справедливостью и великодушием.

– О, я согласен с вами, Ваше Высочество, – серьезно произнес кардинал, – это достойный человек. И даже разбив гениального Ганнибала и захватив Карфаген, он в первую очередь думает не о своей славе, хотя ведь он спас Рим, а о своём Отечестве и долге перед ним. Легче разрушить город, чем победить себя. Но Сципион победил. Петрарка в своей "Африке" возносит его доблесть до небес и пусть конечно здесь есть доля поэтического преувеличения, нет сомнения что Сципион достоин всех этих похвал.