– Говорят Сципион был очень красив, – с улыбкой сказал маркиз Ринье, – чуть ли не самым красивым среди всех римлян. Его даже сравнивали с греческим Алкивиадом. И говорят, что Сципион очень любил женщин.
– Что ж, это тоже достойно похвалы, – сказала Мария-Анна. – Не так ли, командор?
– Конечно, Ваше Величество.
Роберт посмотрел задумчиво на Шона Денсалье и спросил:
– Вы приехали с войны, граф?
– Нет, Ваше Высочество, скорее с подготовки к войне.
– Как говорится: "Хочешь мира,…", – улыбнулся кардинал.
– Я тоже хочу научиться воевать, – сказал Роберт. – И хочу научиться владеть мечом как Эль Сид. Скажите, командор, в искусстве фехтования вы достигли больших высот?
Граф усмехнулся.
– Ваше Высочество, мне не легко об этом судить, но думаю сам факт того, что я стою перед вами живой и здоровый, говорит уже о многом.
– А если бы в поединке сошлись вы и, скажем, лейтенант Ольмерик, кто бы победил?
Повисла обескураживающая тишина.
Командор посмотрел на протиктора, который стоял не слишком далеко от беседующих и конечно же слышал вопрос принца.
– Вы желаете, Ваше Высочество, чтобы мы выяснили это на деле? – Медленно произнес Шон Денсалье, не сводя глаз с Ольмерика.
А затем почему-то посмотрел на Марию-Анну.
– Конечно же Его Высочество этого не желает! – Взволновано сказала Луиза. – Ведь правда, Ваше Высочество? – Она пристально посмотрела на ребенка.
Роберт пожал плечами.
– Нет, не желаю.
– Может этого желаете вы, Ваше Величество? – Проговорил Шон, глядя королеве в глаза.
– Граф, прекратите! – Сердито воскликнула Луиза, вся уже пунцовая от волнения. – Здесь никто этого не желает. Не хватало ещё чтобы вы тут устраивали побоище как все эти кровожадные римляне и греки.
Мария-Анна холодно посмотрела на свою Первую фрейлину и та тут же сникла. Мария-Анна посмотрела на Шона. Ей нестерпимо захотелось сказать, что конечно она уверена в том, что победит Ольмерик. Но она понимала, что это будет ребяческая выходка и уж точно не в присутствии секретаря и кардинала.
– Нет, граф, я тоже этого не желаю, – сдержанно ответила она. – Кто бы из вас не победил, проигравшей всё равно останусь я.
74.
Весь день граф Ливантийский пытался встретиться с королевой наедине. Но Мария-Анна была всё время занята, по крайней мере для него, и командору приходилось довольствоваться либо равнодушным ликом лейтенанта Ольмерика, либо протокольно-вежливым обращением Королевского секретаря маркиза Ринье.
Но видимо Мария-Анна понимала, что встречи не избежать и командору уже в вечернюю пору было велено ждать в липовой аллее у западного крыла дворца.
В темную прохладную аллею Мария-Анна вошла одна, приказав протикторам ждать её у лестницы одного из боковых входов во дворец. Увидев возле скульптуры Дианы-Охотницы томящегося в ожидании командора, она направилась к нему. Увидев предмет всех своих чаяний, Шон бросился ей навстречу.
Быстро подойдя к королеве почти вплотную, он спросил:
– Ты не рада меня видеть, Мари?
Мария-Анна сделала шаг в сторону и даже отвернулась.
– Прошу вас, граф, – сухо произнесла она, – не будьте так фамильярны со мной. Держите себя комильфо [фр. comme il faut – как должно, как подобает, как надлежит].
– Еще совсем недавно вы были совершенно не против того, чтобы я не слишком-то соблюдал манеры, – с улыбкой проговорил командор.
Мария-Анна, поглядев на него без особой приветливости, сказала:
– То был минутный порыв, не более. Он ничего не значит.
– По-моему он длился гораздо больше чем минута, – самодовольно усмехнувшись, сказал Шон.
Мария-Анна вздохнула.
– Как мужчина вы выше всяких похвал, граф. Вы это хотели услышать?
– Не только это.
– Что же еще?
– Мари, ты же понимаешь, что теперь всё не может быть как раньше.
– Что это значит?
Он сделал шаг вперед и еще один, и замер менее чем в футе перед королевой. Протянул руку и провел пальцами по женской шее.
– Мари, неужели ты не понимаешь, что со мной происходит, когда ты рядом?! – С трепетом произнес он. – У меня внутри всё горит от любви к тебе.
Он стремительно обнял её за талию, притянул к себе, другая его рука легла на её затылок и он принялся целовать её лицо. Но Мария-Анна принялась упираться ему в грудь и уклонятся от его поцелуев. Шон, не обращая на это внимание, еще сильнее прижал её к себе. Силы были абсолютно не равны, железные руки командора легко сминали хрупкое женское тело. Но Мария-Анна, задыхаясь от натуги, всё же как-то взбрыкнула, резко дернулась, крутанула головой, заехав графу по носу и затем чуть освободившись еще и звонко припечатала ему пощечину. Шон выпустил женщину и та, отскочив назад, со сбитой прической и помятым платьем, сердито прошипела:
– Уймитесь, граф!! Я вам не Луиза Бонарте! Милая и доверчивая девочка! Ей рассказывайте, как вы сгораете от любви! Может она и поверит.
Шон Денсалье усмехнулся и потер заалевшую щеку.
– И всё-таки я вынужден повторить: теперь всё не может быть как раньше, Мари.
Королева поправила платье, пригладила волосы и с раздражением сказала: