Что мне сказать тебе, Мария-Анна

– Гуго Либер это король Джон Вальринг, – твёрдо признес протиктор. – Ты хотела захватить трон, но побоялась убить истинного короля и упрятала его в подземелье. Денсалье видел портрет короля в доме бывшего канцлера и на портрете был Гуго Либер. У Гуго Либера огромный шрам на правой ноге, там же куда короля Джона ударили копьём в битве при Бавии. Ты лжешь. – И чуть помедлив, с особой яростью произнес: – Графиня!

У Марии-Анны всё заледенело внутри. Ей почудилось что её обдало могильным холодом, а из из-за плеча неумолимого варвара на неё взирает мёртвый Филипп дю Тьерон. И страшное слово "возмездие" почти лишило её сил. На какую-то секунду где-то в самой основе её души та сущность что была её глубинной внутренней самостью и которая всегда была на её стороне, ибо иначе и быть не могло, вдруг смиренно признало что это "справедливо". Но что-то другое, ещё более глубинное, более животное и первобытное отказывалось мириться. Мария-Анна неистово сжала штаны протиктора и с надрывом заговорила:

– Это всё ложь! Милый Ольмерик, я прошу тебя, верь мне. Граф хотел отомстить мне. Когда он понял, что умирает, он решил напоследок опорочить меня в твоих глазах. Это же очевидно. Ты же ничего не знаешь. Он постоянно домогался меня. Он мечтал лишь об одном: чтобы я сделала его своим супругом, а потом и королём. Но я не хотела этого ни за что на свете.

Увидев, что Ольмерик вроде как внимательно её слушает, Мария-Анна позволила себе отпустить его ноги и, продолжая говорить, встать во весь рост.

– И тогда он придумал всю эту нелепицу с Гуго Либером, будто он покойный король Джон Вальринг. Ему пришло это в голову, когда он увидел его голым в купальне, увидел тот самый огромный шрам на ноге. Но это всё ложь, случайное совпадение. Неужели ты не понимаешь? Он придумал ещё какие-то мелочи, ложь про этот портрет, какую-то глупую песенку, страсть к рыбалке. Но это всё полная нелепость. Как ты мог в это поверить? Множество людей знавшие короля Джона, видели Гуго Либера. Тот же смотритель охотничьего домика в Зовущем логе, старый Жан Левандор. И отчего же они по-твоему не признали его? И если Гуго Либер это король Джон, то ответь мне почему он не отомстил мне. Я много раз оставалась с ним наедине. Ему ничто не мешало сломать мне шею, но почему же он этого не сделал? И почему же он тогда не объявил всем что он король Джон, скажем на той церемонии в Реймсе? Ведь десять лет это не так уж много чтобы его все забыли. А знаешь почему? Потому что он ни король Джон и никогда им не был. Но Денсалье, сочинив эту басню, стал угрожать мне что расскажет её всем. А ты знаешь во что превращаются малейшие слухи. Что мне оставалось делать?

– Ты лжешь, – упрямо сказал Ольмерик и левой рукой схватил её за шею, а правой направил острие меча ей в лицо.

Теперь Мария-Анна ощутила скорее не страх, а злость, из-за того, что этот глупый северянин никак не мог проникнуться её словами.

– Ты лжешь, – повторил он. – Он король Джон. Именно поэтому он знал тайные проходы этого дворца и сумел исчезнуть из капеллы и оказаться в покоях принца. И я думаю он не захотел объявлять о себе всем, только потому что увидел своего сына и решил, что тот будет славным королем и ему ни к чему возвращаться и затевать войну с тобой. И ты забываешь, что я видел как ты вела себя с ним и как он вел себя с тобой. Ты для него ни была королевой, а равной ему женщиной и ты признавала это.

Мария-Анна обеими ладонями взялась за мужскую руку, сжимавшею ей горло.

– Мне трудно говорить, – просипела она и он ослабил охватку.

Мария-Анна несколько раз сглотнула и сказала:

– Ну что ж если ты так уверен, то давай, лейтенант, пронзай меня мечом. Если думаешь, что знаешь кто такой Гуго Либер.

Ольмерик колебался. Наконец он спросил:

– Кто же он тогда такой?

Мария-Анна неотрывно смотрела ему в глаза и молчала.

– Кто? – Рявкнул Ольмерик и приблизил острие меча к основанию её шеи.

– Это мой брат. Мой старший родной брат Гуго ле Бран де Савойе.

– Ты лжешь!

Мария-Анна как могла отрицательно покачала головой.

– Не лгу. – Она вздохнула. – Не лгу. Мой брат. Мой родной брат Гуго. Брат, который всегда любил меня, но не как сестру, а как женщину. С самой юности он добивался меня. А я противостояла ему. А когда я познакомилась с Джоном Вальрингом и мы полюбили друг друга, брат окончательно обезумил. Он погрузился в какие-то бесовские еретические учения, он кричал что, если даже ему придётся продать душу дьяволу только чтобы я была с ним, он сделает это.

Ольмерик опустил меч и убрал руку от шеи Марии-Анны.